Умывалась я холодной водой, в ней же отмыла босые ноги. Надела шотту, заколола волосы, обулась и открыла дверь, позволяя Сэли войти. А новоявленный капитан так и не соизволил появиться, как будто Йарры и меня не существовало. Потрясающе. Просто восхитительная наглость! Он что, всерьез надеется, что я не расскажу о его поведении графу, когда тот придет в себя?
…Если граф придет в себя, добавил кто-то гадкий внутри. Тот, кто всегда уверен в худшем, а не надеется на лучшее. А если Йарра не очнется, то и бояться ему нечего.
— На остров никого не отправили, госпожа, — угрюмо сказал варвар, и я села.
— Как?! Почему?
— Потому что лощеный хлыщ, объявивший себя адмиралом, пообещал Треньйе трибунал в случае неподчинения
Это что же получается… Я сама притащила Йарру в ловушку?!
Мысли заметались в голове, как мальки в луже, по которой шлепнула лапой Уголек. Белые повязки на лбах напавших на коттедж указывают на людей Косты, и тогда это месть. Но они знали о подземном ходе, значит, это предательство. А отравили меня по приказу княгини —
— Князь, — озвучил мои подозрения Сэли. — Его Светлость решил избавиться от графа, инсценировав нападение сторонников Косты. Или их руками.
— Замолчи! — подпрыгнула я. — За такие слова на дыбу попасть можно!
— Если задержимся на корабле, нас тоже не выпустят, — безжалостно закончил Сэли. — Мы можем уйти, shialli. Прямо сейчас, пока до берега недалеко.
Взгляд степняка стал тяжелым, темным. Очень мужским. Так смотрел на меня Ришар, так смотрит Раду, такие взгляды я время от времени ловлю на себе с ранней юности.
— Я не граф, но смогу дать тебе не меньше, чем он. Может быть, даже больше, — негромко сказал Сэли.
Джун-Джун, Мабуту, Араас, Оазисы… Вольные города Тэха-Эн и Линнеи, бескрайние равнины Степи и небесный купол, усеянный мириадами звезд — такие никогда не увидишь на террасе освещенного замка. Свист ветра в ушах и безумную, безудержную скачку — пока не выдохнется конь, пока я сама не захлебнусь ледяным туманом вересковых пустошей. Дом и камин. Тепло и уют. И, наверное, любовь —
За спиной хрипло выдохнул граф, и наваждение растаяло.
— Я не оставлю Раду, Сэли.
Глаза степняка потухли. Он кивнул и уставился в пол. А мне стало неловко, будто я в чем-то перед ним виновата.
— Если ты хочешь уйти…
Амулеты на косах варвара протестующе щелкнули.
— Тогда останься с графом. А я пойду знакомиться с новым командованием.
— Одну я вас не отпущу.
— Если мы правы, то Йарру тихо убьют, едва он останется один. Юшенг — старик, он не сможет защитить Его Сиятельство. Ты сможешь. Я прошу тебя, Сэли. Не приказываю, прошу, — положила я руку на мужское плечо. — Ты всегда был мне другом, а не слугой. Пожалуйста, останься с Раду.
— Я клялся защищать вас, а не…
— Пожалуйста, Сэли! — Соглашайся! Соглашайся, лярвин дол! Я не хочу давить на тебя флером!
— Хорошо, — прикрыл на секунду глаза степняк. — Я останусь с… вашим графом. Но и вы будьте благоразумны, госпожа.
— Обязательно, — пообещала я, закрепляя саблю.
Главное, чтоб Йарра выжил. Он придумает, как объяснить адмиралам и Совету бунт на отдельно взятом корабле. В конце концов, галеас принадлежит Его Сиятельству, и здесь еще есть верные ему люди.
Грудь Йарры едва заметно поднималась и опадала, дыхание было неровным. Пульс частил, и даже смуглая кожа не скрывала отечной синевы кровоподтеков в местах переломов.
…Достаточно слегка надавить, чтобы ребро проткнуло легкое. Совсем немного. Просто положить руку, тогда у shialli не останется причин воевать. Жить в княжестве. Отказываться…
Сэли оглянулся на дверь и перенес графа в угол каюты, к спящему целителю. Стол он укладывал набок куда осторожнее, чем Йарру. Степняк снарядил арбалет и направил его в сторону входа, готовый встречать визитеров.
За несколько месяцев я научилась чувствовать галеас. Огромный, сильный, своенравный — он водным драконом несся по волнам, расправив слюдяные[51]
паруса-крылья. Иногда выходил на охоту, и мелочь пиратов-кракенов разбегалась при появлении высокого гребня мачт. А когда выходил на поединок, стоны и плач побежденного были слышны по ту сторону океана. Победитель же складывал крылья и грелся в теплой бухте, сторожа свои сокровища. Порой он резвился, часто взбрыкивал, но неизменно успокаивался, почуяв руку хозяина на колесе руля.