Волчица советника

Граф вдруг закашлял, будто что-то мешало ему дышать, потер нос, как если бы унюхал что-то неприятное.

— Не припомню, чтобы моему сенешалю требовалась помощь.

— Но…

— Я знаю, что ты скучаешь по Тимару, но ты не можешь жить с ним все время.

— Почему? Неужели вам мало, что…

Граф не дал мне закончить, перебил:

— Твоя привязанность… к брату, — это слово он практически выплюнул, — по меньшей мере, противоестественна. Ты же душишь его, Лира.

— Что?! — Я аж развернулась в седле.

— Тимар не женится, не заводит детей — исключительно из-за тебя, боится, что ты не уживешься с его законной. Он тискает служанок по темным углам, потому что ты постоянно околачиваешься в его комнатах. Он даже ногу не восстанавливает, хотя денег у него сейчас больше чем достаточно, — все переживает, что золото может понадобиться тебе.

Я слушала Йарру и чувствовала, что мне трудно дышать. Наверное, ламелляр давил. Или кольчуга.

— Вы… вы неправду говорите, — прошептала я, глядя прямо перед собой.

Мы приблизились к колонне мечников, и Йарра придержал коня.

— Ты так думаешь?.. Поразмысли над моими словами, Лира. Увидимся вечером… И смени, наконец, духи.

— Я не надушена.

Граф поморщился, отвернулся. Коротко переговорил с капитаном сотни и исчез в тумане, а меня, Сэли и близнецов затерли в центр построения.

Хорошо помню свой первый марш: серую страшную мглу вдоль дороги и блестящую в свете факелов реку бацинетов[12] и лат, глухие голоса переговаривающихся солдат и резкие выкрики командиров, каменное лицо Сэли, сочувствующее — Кайна, а еще — отвратительное чувство собственной беспомощности. Как одиннадцать лет назад — в день, когда Тимар увозил из столицы маленькую девочку, которой не повезло привлечь внимание сиятельного графа.

Во время короткой стоянки появился Койлин, привез еду, какой меня давно не баловали не то что в лагере, но даже в замке, — свежий белый хлеб, копченый угорь, сыр с пустынными пряностями и пухлые оладьи с повидлом. И все это — на чеканном серебряном подносе. Я смотрела на мнущегося мальчишку и хохотала, как ненормальная, — неужели Его брыгово Сиятельство, плесень вельможная, всерьез решил, что кормежка заменит мне Тима?

Я ведь ни на гран не поверила словам графа. Я мешаю брату? Да это же бред! Чистый, незамутненный бред! Сколько раз Тимар прогонял меня, когда я действительно мешалась и отвлекала, — не счесть! И что, постеснялся бы отправить на ночевку в другие покои? Да брыга с два!

Йарра просто хочет разлучить меня с Тимом, как до этого с Аланом! И пусть воспоминания о бывшем друге сейчас не приносили ничего, кроме глухого раздражения, сама мысль о том, как граф отобрал его у меня, вызывала злость и бессильную ярость. А теперь он отбирает Тимара… Предложив взамен кусок сыра!

Койлина с его подносом я отправила обратно к графу, а сама отобрала тарелку у Сэли и подошла к кашеварящему солдату:

— Накормите голодную странницу?

У солдата чуть ложка из рук не вывалилась. Он кое-как наполнил мою миску, попытавшись набросать в нее побольше мяса, с неловким поклоном протянул. И хотя овсянка была недоваренной, говядина по жесткости совсем чуть-чуть уступала подметкам — корова явно умерла от старости в окружении правнуков, а заварка для чиара больше напоминала опилки, я упрямо все съела. Потом так же упрямо терпела резь в желудке — иммунитет к ядам отнюдь не означал, что я могу питаться всякой дрянью.

— Госпожа! Госпожа! — громким шепотом окликнул меня Кайн, когда дорога снова запылила от тысяч марширующих ног. — Я на двадцать серебрушек поспорил, что вы не блева… Ну, не вырвет вас! Вы уж потерпите, пожалуйста! Я вам половину денег отдам!

— Пятнадцать, — прохрипела я, заталкивая обратно рвущуюся наружу корову.

— Госпожа, поимейте совесть! Двенадцать!

— Четырнадцать, и буду терпеть, — согласилась я.

Сэли молча ухмылялся в кулак, а за пару часов до ночевки куда-то уехал. Вернулся поздно и выгрузил из полотняной сумки вареные яйца, кувшин с простоквашей и прошлогодние яблоки.

— Украл?

— Купил, госпожа, — обиделся варвар.

— Прости… Сколько ты заплатил? Я верну.

— Не нужно, госпожа.

— Но почему же…

— Не нужно, — отказался Сэли. — Ешьте.

— Спасибо.

Потом я сидела в своей палатке в обнимку с фламбергом и угрюмо дожидалась графа. К счастью, он не приехал — не знаю, что было бы, попытайся Йарра ко мне прикоснуться. Мечом бы пырнула, честное слово.

— Как она, Сэли?

— Молчит, Ваше Сиятельство.

— Ест?

— Ест.

— Хорошо.

И так изо дня в день.

Утром — холодная склизкая мгла, густая и плотная. Она стелилась по земле, текучим саваном окутывала холмы, и с высоты лошадиной спины в ее клочьях виделись раззявленные рты и пустые глазницы. Ворона боязливо всхрапывала, высоко, будто в пассаже, поднимала передние ноги — я так и не смогла убедить ее, что в тумане нет ничего опасного, главное, не вглядываться долго в эти клубы, в эти сплетения и фигуры, не вслушиваться в шорохи и всхлипы, раздающиеся в зарослях.

Завтрак — еду мне добывали телохранители. И если словам варвара о ее покупке я верила, то Кайн… Он был неисправим.

— Повесят тебя за мародерство, и правы будут.