Волчицы из Машкуля

Человек, позволивший себе вольность и так напугавший Малыша Пьера, оказался безобидной старушкой, направлявшейся на рынок. Она стояла перед корзиной яблок и не знала, как поставить ее себе на голову.

— Деточки, — сказала она, обращаясь к Малышу Пьеру и Мари, — пожалуйста, помогите мне поднять на голову корзину, а я дам каждой из вас по яблоку.

Малыш Пьер тут же схватился за одну ручку и жестом приказал Мари взяться за другую, и корзина была водружена на голову старушки, которая без задержки пошла в сторону базара, так и не вознаградив их за помощь. Однако Малыш Пьер схватил ее за руку со словами:

— Матушка, а где же обещанное?

Торговка протянула ему яблоко.

Малыш Пьер надкусил его с аппетитом человека, прошагавшего пешком целых три льё, и, подняв голову, увидел листовку, на которой большими буквами были написаны два слова:

«ОСАДНОЕ ПОЛОЖЕНИЕ»

Перед ними был министерский указ, объявлявший о том, что в четырех департаментах Вандеи вводилось осадное положение.

Малыш Пьер, подойдя к листовке, прочитал ее от начала до конца, несмотря на все уговоры Мари поскорее пойти в дом, где их ждали; Малыш Пьер не без основания заметил, что текст указа весьма его заинтересовал и что он должен с ним ознакомиться.

Через несколько минут они снова отправились в путь по темным и узким улочкам старого бретонского города.

X ЧТО СТАЛОСЬ С ЖАНОМ УЛЛЬЕ

Хотя великан Триго, погибший вместе со своим другом Куцей Радостью, так надежно укрыл Жана Уллье в тайнике, что его не смог бы найти ни один солдат, старому вандейцу показалось, будто он сменил тюремную камеру (а она ожидала его у синих, попадись он им в руки) на еще более страшный застенок и, вместо того чтобы сразу погибнуть от пули, обрек себя на более мучительную смерть.

Он был заживо погребен, и в этой пустынной местности не было надежды на то, что кто-нибудь услышит его призывы о помощи.

Прошло полночи после того, как с ним расстался нищий, и Жан Уллье понял, что с его товарищами случилась беда.

По всей видимости, они погибли или схвачены солдатами.

От одной только мысли попасть в такое безвыходное положение, в каком оказался Жан Уллье, даже у самого храброго воина застыла бы кровь в жилах; однако Жан Уллье был из тех верующих людей, кто в обстоятельствах, когда самые мужественные теряют надежду, продолжает бороться.

В короткой, но горячей молитве он препоручил свою душу Богу и принялся за дело с таким же упорством, с каким разгребал завалы в Ла-Пенисьере.

Яма, которая стала ему убежищем, была такой тесной, что он, сидя скрючившись и прижавшись подбородком к коленям, не мог даже повернуться; после долгих усилий ему удалось встать на колени, затем, опираясь на руки, он плечами попытался приподнять камень.

Но обыкновенному человеку было не под силу то, что Триго сделал играя. И Жан Уллье не смог даже пошевелить огромную каменную глыбу, которой нищий закрыл ему небо.

Ощупав яму, он понял, что кругом него был один только камень.

И лишь кусок гранита, которым Триго прикрыл яму, лежал с небольшим наклоном, оставляя щель шириной не больше трех или четырех дюймов между руслом ручья и камнем; сквозь эту щель и проникал воздух.

После обследования своей тюрьмы Жан Уллье решил попытаться выбраться на свободу именно здесь.

Он зажал нож в расселине скалы и отломал его кончик — получилось зубило; используя рукоятку пистолета в качестве молотка, он попытался расширить щель.

Он трудился целые сутки без еды и выпил только несколько капель водки из охотничьей фляги, к которой время от времени прикладывался, чтобы подкрепить свои силы живительной огненной влагой.

И за все двадцать четыре часа он ни на минуту не потерял присутствия духа.

К вечеру следующего дня ему удалось наконец просунуть голову в отверстие, которое он проделал в основании своей тюрьмы, затем пролезли плечи, и, собрав последние силы, старый егерь выполз наружу.

И вовремя, ибо силы его были на исходе.

Он встал сначала на колени, затем приподнялся на ноги и попробовал идти.

Однако вывихнутая нога за тридцать шесть часов пребывания в каменном плену распухла так, что, когда Жан Уллье ступил на нее, его пронзила острая боль, словно из него вытягивали жилы, и он с криком упал в вереск.

День подходил к концу. Со всех сторон Жана Уллье окружала полная тишина; он подумал, что наступившая ночь, коснувшаяся земли своим темным крылом, станет для него последней. Вручив свою душу Богу, он попросил его не оставлять своей заботой двух девочек, которые без него окажутся сиротами при живом отце; затем, как бы доказывая себе, что борьба не окончена, он пополз на руках в ту сторону, куда заходило солнце и где скорее всего находилось ближайшее жилье.

Позади уже осталось три четверти льё, когда с пригорка он увидел огоньки: среди окружавших ланд они горели в окнах одиноких хижин, как свет маяков, и указывали путь к спасению и к жизни, однако он не мог больше сдвинуться с места.

Прошло уже шестьдесят часов с тех пор, как у него не было ни крошки во рту.