Волчицы из Машкуля

— А кто тебе сказал, что тебя убьют именно здесь? Нет, нет, метр Куртен, взгляни на нанесенную тобой рану на моей груди, она до сих пор кровоточит, я еще совсем слаб, едва стою на ногах и шатаюсь, когда иду, мне надо скрываться, за мою голову назначен выкуп, и, несмотря ни на что, я уверен в том, что поступаю по справедливости, и за это отвечу перед Богом. Куртен, я тебя отпускаю на свободу.

— Вы отпускаете меня на свободу?

— Да, отпускаю… О! Только не благодари меня: я делаю это вовсе не для тебя, а для себя. Я не хочу, чтобы про Жана Уллье говорили, что он убил лежащего на земле безоружного человека. Но будь спокоен, я дарю тебе жизнь лишь поскольку рассчитываю, что очень скоро я у тебя ее заберу.

— Бог мой!

— Метр Куртен, ты выйдешь, как и вошел сюда, без веревок и пут на ногах и руках. Однако предупреждаю: будь осторожен! Как только ты окажешься за пределами этих развалин, я пойду вслед за тобой, и буду идти до тех пор, пока мне не представится случай выстрелить в тебя, и я успокоюсь лишь тогда, когда увижу твой труп. Поберегись, метр Куртен! Поберегись!

И с этими словами Жан Уллье, взяв в руки нож, разрезал веревки, которыми были связаны ноги и руки арендатора.

От радости Куртен едва не лишился рассудка. Но тотчас пришел в себя. Приподнявшись, он почувствовал, что ему мешает пояс, словно напомнивший ему о себе. Надеясь на то, что Жан Уллье даровал ему жизнь, он тут же подумал: без золота что за жизнь?

И он снова улегся с такой же поспешностью, как и приподнялся.

Несмотря на то что, не успев встать, Куртен оказался снова на земле, Жан Уллье разглядел туго набитый золотом пояс и догадался о том, что происходило в душе арендатора.

— Чего же ты ждешь? — спросил он. — Да, я понимаю, ты боишься, что, когда ты поднимешься и я увижу, какой ты здоровый и сильный, во мне с новой силой вспыхнет злоба; ты боишься, что я брошу тебе второй нож и, когда он будет у тебя в руках, крикну: «Защищайся, метр Куртен!» Нет, Жан Уллье верен своему слову — беги, спасай свою шкуру! И если Бог на твоей стороне, он убережет тебя от моей карающей руки, а если он вынес свой приговор, то какое значение имеет отсрочка, которую я тебе даю. Забирай свое проклятое золото и убирайся вон.

Метр Куртен не произнес ни слова в ответ; пошатываясь как пьяный, он поднялся на ноги; ему никак не удавалось застегнуть пояс, ибо пальцы так сильно дрожали, словно у него была лихорадка.

Прежде чем выйти, он со страхом оглянулся на Жана Уллье.

Предатель боялся предательства. Не поверив в благородство своего недруга, он опасался ловушки.

Жан Уллье пальцем указал ему на дверь; Куртен бросился наружу, однако, перед тем как перешагнуть за порог, он услышал за спиной голос вандейца, прозвучавший под сводами словно сигнал к бою:

— Поберегись, Куртен! Поберегись!

И, несмотря на то что его отпустили на все четыре стороны, метр Куртен затрясся от страха и, споткнувшись ногой о камень, поскользнулся и упал навзничь.

От страха он вскрикнул. Ему показалось, что вандеец вот-вот набросится на него, и ему уже мерещилось, как холодное лезвие кинжала вонзается в его спину.

Однако это было лишь дурным предзнаменованием; Куртен поднялся на ноги и минуту спустя, выйдя за ворота замка, тут же бросился бежать через открытое поле, которое он уже и не надеялся больше увидеть.

Когда он скрылся из виду, вдова подошла к Жану Уллье и протянула ему руку.

— Жан, — сказала она, — слушая вас, я все время думала о том, насколько был прав мой бедный Паскаль, когда говорил мне, что благородных людей можно встретить под любыми знаменами.

Жан Уллье пожал руку, протянутую достойной женщиной, которая спасла ему жизнь.

— Как вы себя сейчас чувствуете? — спросила она.

— Лучше! Борьба всегда придает силы.

— И куда же вы теперь пойдете?

— В Нант. Из слов вашей матери я понял, что Берта отправилась совсем в другую сторону, и я очень боюсь, как бы там не произошло беды.

— Хорошо! Но возьмите хотя бы лодку, все-таки вам не придется утомлять себя ходьбой половину пути.

— Ладно, — ответил Жан Уллье.

И он пошел вслед за вдовой до того места на озере, где на песок были вытащены рыбацкие лодки.

XXX ГЛАВА, ИЗ КОТОРОЙ СТАНОВИТСЯ ПОНЯТНО, ПОЧЕМУ ЧЕЛОВЕК, ИМЕЮЩИЙ ПРИ СЕБЕ ПЯТЬДЕСЯТ ТЫСЯЧ ФРАНКОВ, МОЖЕТ ЧУВСТВОВАТЬ СЕБЯ ХУЖЕ НИЩЕГО

Не успел метр Куртен выйти за ворота замка Сен-Фильбер, как он тут же бросился бежать, словно безумный. Страх придал ему крылья; он мчался не разбирая дороги, бежал, лишь бы бежать. И если бы ему хватило сил, он добежал бы до края света, настолько ему хотелось поскорее убраться подальше от угроз вандейца, звучавших в его ушах похоронным звоном.

Пробежав с пол-льё по полю в сторону Машкуля, он скорее упал, чем присел на обочину дороги, совсем обессилев и тяжело дыша; мало-помалу приходя в себя, он задумался над тем, что ему делать дальше.