Волчицы из Машкуля

— Я вас прощаю, господин Лорио, — ответила Берта, которая из-за своего открытого и решительного характера тоже нередко оказывалась в подобных ситуациях и потому легко входила в положение других людей, — а чтобы вы больше не попадали в заблуждение, я введу вас в курс дела. Знайте, что генерал Дермонкур, воплощающий в ваших глазах самого антихриста, прибыл в наш замок с обычным обыском, вроде тех, что были проведены по соседству.

— Ну тогда, — спросил маленький нотариус, все больше и больше приходя в замешательство, — к чему же их принимать… клянусь, я не побоюсь произнести это слово — с такой пышностью? Ведь закон есть закон!

— Как? Какой закон?

— Да, закон запрещает всем должностным гражданским и военным лицам, находящимся при исполнении своих полномочий, отбирать, изымать, присваивать предметы, не указанные в выданном им мандате; а что делают эти люди с жареным мясом, винами всех сортов и другими угощениями, от которых ломится стол маркиза де Суде? Они их при-сва-и-ва-ют!

— Но, мой дорогой господин Лорио, — вмешалась в разговор Мари, — мне кажется, что мой отец волен приглашать к своему столу всех, кого захочет.

— И даже принимать у себя людей, кто исполняет… представляет… власть тиранов и негодяев? Нет, мадемуазель, с вашего позволения, мне это кажется противоестественным, и я оставляю за собой право усматривать в этом какую-то цель или вескую причину.

— Иными словами, господин Лорио, вы считаете, что здесь кроется какой-то секрет, и хотите во что бы то ни стало его узнать?

— О! Мадемуазель!

— Хорошо, так и быть, я открою — или почти открою — тайну, ибо знаю, что вам можно доверять. Но только при одном условии: скажите нам сначала, что заставило вас отправиться искать господина Мишеля де ла Ложери не куда-нибудь, а в замок Суде?

Берта произнесла эти слова твердым и властным тоном, и нотариус, к которому был обращен ее вопрос, пришел в еще большее замешательство, что нельзя было сказать про его собеседницу.

Что же касается Мари, то она, подойдя к сестре, взяла ее под руку и положила голову на ее плечо, ожидая с любопытством и даже не пытаясь этого скрывать, ответ метра Лорио.

— Ну, раз вы хотите знать почему…

Нотариус замолчал, словно ждал, что его подбодрят.

Берта и в самом деле ободряюще кивнула ему.

— Я пришел потому, — продолжал метр Лорио, — что госпожа баронесса де ла Ложери указала мне на замок Суде как на возможное место, где мог бы укрыться после побега ее сын.

— А какие были у госпожи де ла Ложери основания делать такое предположение? — спросила Берта все таким же твердым и властным голосом, сопровождая свои слова вопросительным взглядом.

— Мадемуазель, — ответил нотариус, все больше смущаясь, — после того, что я сейчас поведал вашему отцу, право, не знаю, хватит ли у меня мужества чистосердечно рассказать вам все, несмотря на вознаграждение, которое вы мне обещали за мою откровенность.

— А почему бы и нет, господин нотариус! — с той же самоуверенной настойчивостью в голосе продолжала Берта. — Быть может, вы хотите, чтобы я пришла вам на помощь, поскольку, как вы сказали, госпожа де ла Ложери считает, что предмет любви ее сына находится в замке Суде?

— Мадемуазель, вы совершенно правы.

— Хорошо! Однако мне хотелось бы знать, что думает госпожа де ла Ложери об этой любви.

— Должен вам признаться, мадемуазель, что она настроена отнюдь не благожелательно.

— Вот наконец нечто общее, что сближает баронессу и нашего отца, — произнесла, улыбнувшись, Берта.

— Однако, — продолжал нотариус, — господин Мишель через несколько месяцев станет совершеннолетним и, следовательно, свободным в своих поступках, наследником огромного состояния…

— Свободным в своих поступках, — произнесла Берта, — тем лучше! Это пойдет ему на пользу.

— В чем, мадемуазель? — спросил лукаво нотариус.

— Он сможет реабилитировать свое имя, чтобы забылись горестные воспоминания, которые оставил после себя его отец. Что же касается состояния, то, если бы господин Мишель почтил меня своим вниманием, я бы посоветовала ему распорядиться им таким образом, чтобы очень скоро во всем нашем крае не было бы имени более почетного и почитаемого, чем его.

— И что бы вы, мадемуазель, ему посоветовали? — удивленно спросил нотариус.

— Возвратить состояние тем, у кого его отец, как говорят, отобрал, вернуть обратно бывшим владельцам национальные имущества, которые господин Мишель купил.

— Мадемуазель, в таком случае, — воскликнул совершенно сбитый с толку нотариус, — вы разорите человека, который вас любит!

— Это не имеет значения, разве у него не останется уважение окружающих и расположение той, что посоветовала ему принести эту жертву?

В это мгновение в дверях появилась Розина и заглянула в комнату, сказав, обращаясь непонятно к кому, — то ли к Мари, то ли к Берте:

— Мадемуазель, вы идете?