Волчицы

11 февраля 1940 г.

Конфиденциально

Мадам!

В ответ на Ваше письмо от 20 ноября мы рады сообщить Вам информацию, которую нам удалось собрать о Шарле Робере Метера, дяде мсье Бернара Армана Прадалье по материнской линии.

Обосновавшись более пятидесяти лет назад во Французской Западной Африке, интересующее Вас лицо проживает в настоящее время в Абиджане (Берег Слоновой Кости) и является хозяином крупных лесоразработок (древесина ценных и обычных пород). Помимо этого, с 1936 года он главный акционер и уполномоченный директор акционерного общества, занимающегося перегонкой эфирных масел для производства духов. В начале войны дело господина Метера процветало. Его состояние оценивается примерно в 15–20 миллионов франков.

В течение двадцати лет господин Метера сожительствовал с некой мадам Луизой-Терезой Муро, ныне умершей вдовой администратора колонии. Из официального источника нам стало известно, что мсье Метера, состояние здоровья которого внушает серьезные опасения, своим единственным наследником сделал племянника Бернара Армана Прадалье.

По-прежнему в Вашем распоряжении.

Примите наши искренние заверения в глубочайшем к Вам уважении.

Какой же удар нанесет мне третье письмо?

6 марта 1941 г.

Конфиденциально

Мадам!

Узнав о Вашем желании получить дополнительные сведения о мсье Шарле Робере Метера, сообщаем вам, что последний скончался в Абиджане 9 декабря 1940 г, в возрасте 73 лет.

Весьма сожалеем, что не смогли известить Вас раньше, но Вам, наверное, нетрудно представить, как нелегко сейчас производить поиски за пределами страны.

Еще раз подчеркиваем, мадам, наше глубочайшее к Вам уважение.

Подумать только! Это письмо датировано 6 марта 1941 года! Я уже не испытываю ни страха, ни отвращения, ни ненависти. Я сражен. И тем не менее под веками я ощущаю какое-то жжение, будто под ними скопились слезы. Аккуратно вложив письма в конверты, я, несмотря на дрожь в руках, завязываю узел и вновь закрываю ящик. Теперь все лежит на прежнем месте. Когда я встаю, меня пошатывает, потому что, словно при свете молний, я наконец увидел истину. Я стою, словно окаменев, и пытаюсь рассуждать, убеждая себя в том, что вовсе не ошибаюсь. Нет, не может быть никаких сомнений. Разве я уже не догадывался обо всем?..

Прошаркав по полу мягкими туфлями, я добрался до кухни, чтобы выпить стакан воды. Вернувшись, остановился в нерешительности. Царящая вокруг тишина пугает меня. Никто больше не может мне помочь. Впрочем, теперь я нуждаюсь не в отпущении грехов, а в отмщении. И я приступаю к нему, не медля ни минуты. Но как? К кому мне обратиться? Я долго размышлял, отбрасывая приходившие мне в голову возражения. В конце концов в левом ящике я обнаружил бумагу и конверты, но вот ни ручки, ни чернил мне так и не удалось найти. Впрочем, мне, пожалуй, хватит и карандаша. Пребывая по-прежнему в нерешительности, я подумал, что мне потребуется весь мой былой ум, чтобы сжать до нужного объема свой рассказ. И я начал:

Господин прокурор!..

А может, мне следует обратиться не к нему? Да, но если я буду останавливаться на таких мелочах, то наверняка так никогда и не выполню своей задачи. А время поджимает…