Волчонок

Забрало шлема — на лицо. Коммуникатор — в режим общей связи. Прицел «Универсала» — в ИК-диапазон. Полоснуть лучом по зарослям, откуда прилетела стрела. Где маркиз? Белый Страус, похоже, имел опыт поведения в стычках такого рода: шустро перебирая руками, маркиз отползал под защиту дерева. В спальнике, с ногой в лубке, выпиравшей из-под утепленной материи, Ван дер Меер казался насекомым, которое спешит вылупиться из кокона.

— Занять круговую оборону. — В голосе Крысы, звучавшем из наушников, чувствовалось напряжение. — Центр — загон с ботвой. Держать позиции. Плотный огонь на подавление…

Марк хорошо понимал, что значит: «на подавление». Не дать противнику высунуться, сделать прицельный выстрел. Не позволить сократить дистанцию, сойтись в рукопашной. Давить огнем, выжигая все, что шевелится. «Универсалы» либурнариев пластами нарезали тьму джунглей справа и слева. Черный шоколад ночи, струйки огненного крема. Прицелы слепли, мигали, с трудом восстанавливая видимость. В окуляре мелькали сполохи ядовитой зелени. Марк бил по ним, не жалея батареи, выжигая сектор перед собой. Тлеющие обрубки веток и лиан, срезанных лучом, плясали сияющими фейерверками, вынуждая щуриться. Из глаз текли слезы. Проклятье, он никого не видит! Все полыхает и кружится. В этой свистопляске целая армия подберется незамеченной!

Словно в подтверждение, по шлему чиркнула стрела. Другая ударила в грудь, отскочив от армированной ткани ЛБК — легкобронированного комбинезона. Не «черепаха», но стрелу, хвала космосу, держит. В ответ Марк полоснул зигзагом, задирая ствол выше обычного. Раздался отчаянный вопль, зеленая клякса рухнула откуда-то сверху, на лету разваливаясь надвое, превращаясь в две неравные кляксы.

Вопль послужил сигналом. Джунгли взорвались оглушительным боевым кличем.

— Стрелки на деревьях! — заорал Марк в уником.

С колена он завалил двух-трех ломбеджийцев, скачущих по веткам не хуже обезьян. Пучки тростниковых стрел туземцы держали в зубах. Легкие куцые луки совершенно не мешали воздушной акробатике. Пак, старина Пак смотрелся бы среди ночных сорвиголов как родной. Перекатившись, Марк сменил позицию. Рядом упала — нет, приземлилась очередная клякса, обретая человеческие очертания.

…Копье.

В рост человека, с широким листом наконечника.

Копье Марк видел смутно — в ИК-спектре оно не излучало. Зато туземца он видел прекрасно. Тело откликнулось само: вбок и навстречу, как на тренировке, пропуская выпад мимо себя. «Универсал» повис на ремне, когда Марк обеими руками перехватил древко. Каблук армейского ботинка впечатался дикарю в живот, швырнув хрипящего врага в груду листьев. Марк выдернул копье из ослабевшей хватки, перевернул его наконечником вперед. С неожиданной легкостью острие пробило тощее извивающееся тело насквозь, пригвоздив к земле. Казалось, был убит не человек, а странная змея.

Второго копьеносца он застрелил в упор, с трех шагов.

Тьма мерцала, ворочалась. Из нее выламывались все новые кляксы. Марк повел стволом и услышал тонкий писк. «Универсал» сигнализировал, что батарея иссякла. Перезаряжать было некогда, а умирать — нельзя. Акварра, вспомнил он. Поселок на дне. Океан только и ждет, когда рухнет силовой купол.

«Alles!» — щелкнул кнут.

* * *

— Они хотели их освободить? — спросит Марк позже.

Маркиз печально улыбнется:

— Они хотели их съесть.

— Сородичей? — усомнится Марк. — Это ведь их сородичи!

— Еда, — ответит маркиз.

VII

Из новостей гиперканала «Гладиус»:

«…Те наши слушатели, кто с волнением следил за трагедией бурового поселка на Акварре, могут вздохнуть с облегчением. Жизни четырехсот двадцати трех человек, оказавшихся в ловушке на дне океана, ничто не угрожает. Энергоснабжение поселка восстановлено полностью, силовой купол обеспечен питанием в штатном режиме. Возобновлены буровые работы на всех скважинах. Сенатом Помпилии рассматривается вопрос о снятии карантина. Как сообщил корреспонденту „Гладиуса“ источник в министерстве энергетики…»

КОНТРАПУНКТ.

ГАЙ ОКТАВИАН ТУМИДУС, ИЗМЕННИК РОДИНЫ

(Пять дней тому назад)

зло, сигареты.

Пора, пора. В финале оперетты

И ты и я сплясали хоть куда.
А знаешь, мне завистник передал,
Что у тебя несвежие манжеты,

И фрак мой — с нафталиновым душком,

И оба мы потрепаны и лысы,
Два сапога, две театральных крысы.

Смеешься? Ах, брат-комик, в горле ком,

А ты смеешься. Кто мы? Пыль кулисы
Да рампы свет… Ну что ж, пойдем пешком.