Волчонок

А ягод-то! Не знаешь, какую брать – все на тебя смотрят! Мама придёт от врача – а он уже дома, и на столе – ягоды! Она спросит: «И кто ж это ягод таких спелых набрал?» – и не будет его ругать… Ой! Что это? На пальце выступила кровь. Извиваясь меж земляничных кустиков, медленно отползала блестящая черная змея… Мама! Он прижал к себе корзинку и помчался домой: «Мама! Мама!» На КПП на крик выскочил дежурный:

– Что случилось, Антон?

– Змея.. – выдохнул Антон и заплакал.

Держась за щеку, к КПП бежала мама. Она схватила покрасневшую руку сына и стала высасывать яд…

* * *

…Проходят годы, отнимая и даря,

То через сердце напрямик, то стороной,

Закрыть не могут лепестки календаря

Любовь, пришедшую ко мне той весной…

Нонна!..

Глава 5

Девять дней. Сорок дней. Год.

Кто придумал, что время лечит?

Остановилось время в тот солнечный день, когда всего за два дня, не приходя в сознание, сгорела Нонна. Змеиный яд попал в кровь – красную, как ягоды, что потом долго лежали в корзинке. А теперь… жизнь идёт, но мимо него. Где-то смеются и плачут, любят и ненавидят… где-то, не здесь. Тесть совсем сдал – на сердце жалуется, даже с Антоном гулять перестал. По выходным приезжает Ирина, что-то рассказывает, иногда плачет. Счастливая! может плакать. А он не может. Хотел бы да забрала слёзы Нонна. Всё забрала и слёзы, и радость. Им всем тяжело. Всем, кроме мальчишки. Ни на похоронах не заплакал, ни после, а Нонна для него ничего не жалела. Даже жизни не пожалела. А он… Вот и сейчас, уже темно, а он где-то носится. Нонна бы давно побежала искать. Как побежала в тот день, когда, вернувшись от врача, не нашла ни его, ни корзинки. Опустела квартира. Опустели Ржаные Поля. Как ему жить? Кто научит, как жить в беспросветной тоске? А впереди – еще столько лет…

Ну, вот… явился. Сейчас прошмыгнёт на кухню, поест – и спать. Хоть бы подошел, обнял, сказал, что скучает по маме… Волчонок и есть – правильно Ира когда-то его назвала. Она молодец. К отцу приезжает каждую неделю. Вот что значит – родная-то кровь…

* * *

В субботу Ира и Кирилл Иванович пришли к Сергею. Ира накрыла на стол:

– Серёжа, смотри, я вчера в нашем гастрономе московскую колбасу отхватила, ты её любишь. А папе, знаешь, что привезла? Рыбий жир. Говорят, помогает от сердца. И Антошке – «Южную ночь». Кстати, где он?

– Не знаю, – ответил Сергей. – Бегает где-то. Я уж и на КПП предупредил, чтоб за ворота не выпускали, а то с него станется…

– Может, пойти поискать? Папа, ты почему не ешь?

– Потом, – отмахнулся Кирилл Иванович. – Поговорить нужно, Серёжа. В общем, так… Ты понимаешь, что так продолжаться не может? Вы с Антошкой скоро совсем разговаривать перестанете, а он ведь еще ребенок, сломать легко. Да и что это за жизнь? В общем, так… готовься поступать в академию.

– А Антон?» – не сразу спросил Сергей.

– Об Антоне позаботимся мы с Ирой. Правда, дочка?

– Правда. Серёжа, вспомни, как Нонна мечтала, чтоб ты учился! Папа тебе поможет – у него и в Управлении связи есть, и друг в академии. А о сыне не беспокойся – он ведь тоже нам не чужой. Пока поживет с дедом, и я на выходные буду приезжать, а там посмотрим… Ну, что ты на меня так смотришь? Справимся, не сомневайся! Зато закончишь учиться, он уже взрослым будет, поумнеет, может, смягчится… Серёжа! Ну, что ты молчишь?

Что уж говорил своим друзьям Кирилл Иванович, на какие нажимал рычаги, но через полгода Сергей уехал в Москву. Для Антона, казалось, ничего не изменилось, разве что после школы он шел не в свой ДОС номер двенадцать, а к деду. По субботам приезжала Ира и готовила, убирала, стирала… делала всё, что могла, потому что у папы всё чаще прихватывало сердце.

* * *

«Серёжа, у нас плохая новость – папа в госпитале, говорят, инфаркт. Сколько он там пробудет я не знаю, но оставлять на него Антошку рискованно. В общем, забираю его к себе. Ты ни о чем не волнуйся, справлюсь, а тебе буду часто и подробно писать. Ты, главное, учись хорошо, чтобы Нонна смотрела на тебя с небес и улыбалась»…

* * *