Волчонок с Паллады

Едва бледный мальчишка с маленькой сумкой с немудреными пожитками через плечо спустился с крыльца приемного покоя, в стоящем напротив «рено», открылась дверь и вышли двое плотных, коренастых парней, похожих словно близнецы. Они представились джигитами Мурадин-Бея. Усадили мальчика в машину, она тронулась, наматывая километры дороги к дому Мурадин-бея. Авторитетный пиратский вожак проживал в городе Варча в двухэтажной вилле, отделанной пластиком под кирпич, четырехлучевой звездой, раскинувшейся в двух десятках метров от Реки, всего через пару километров пути вдоль извилистого берега впадавшей в Море. Хозяин вместе с женой и дочкой – ровесницей Алексея Милой: черноволосой молчуньей с тонкой «осиной», как у матери талией и правильными чертами лица, обещавшей через пару лет вырасти в настоящую красавицу, встретил машину у ворот усадьбы. Двое его старших дочек давно вышли замуж и проживали с мужьями. За день до этого довольный нотариус вышел из особняка Мурадин-Бея. Вознаграждение за пустяковую услугу: оформление опекунства над Алексеем Гиреем, превзошло все ожидания. Когда мальчишка неловко выбрался из машины, Мурадин-Бей подошел к нему и мрачно вперил в лицо прожигающий взгляд:

– Теперь со мной будешь жить, ты сын моего кунака, я позабочусь чтобы ты вырос добрым воином!

Алексей в знак согласия молча наклонил голову. Мальчик уже достаточно повзрослел и понимал, в жестоком мире взрослых, тем более в клановом обществе «Нового Кавказа» он, потерявший последних родственников, может рассчитывать только на себя, а еще на Мурадин-Бея, кунака отца.

Мурадин-бей покровительственно потрепал подростка по плечу.

В неприметном домике позади виллы, где проживала немногочисленная прислуга Мурадин-Бея: повариха и садовник, за порядком в особняке следили приходившие два раза в неделю две уборщицы, мальчишке выделили маленькую комнату, показавшуюся ему очень уютной. Первым делом он повесил на стену портрет матери, немного поколебался и портрет отца занял место рядом.

На следующий день утром в комнатку к Алексею зашла жена Мурадин-Бея.

– Тебе надо попрощаться с отцом, собирайся, поедем на кладбище.

Мальчик до боли прикусил губу, но сдержал непрошенные слезы и согласно наклонил голову.

Женщина вызвала хозяйскую машину, через пятнадцать минут она затормозила на стоянке у кладбища. Дальше кованной ограды супруга Мурадин-бея не пошла, по мусульманским канонам женщинам нельзя заходить туда, да и помочь она ничем не могла. Пять лет тому назад во время покушения на супруга она попала под шальной выстрел, и пуля насквозь пробила голову. Жизнь женщине спасли, но зрение восстановить так и не сумели, слишком большие повреждения получила кора головного мозга. Даже высокотехнологичная медицина двадцать третьего века не всесильна. У калитки она слегка подтолкнула мальчика левой рукой – в знак скорби, в плечо.

– Иди Алеша, отца похоронили рядом с могилой твоей мамы.

Скромный обелиск с годами жизни и фамилией под овалом портрета серел между кустов самшита и толстых каштановых стволов. Глупый и неугомонный ветер игрался, раскачивал над ними вечнозеленые ветки. Тишина, покой, лишь сверху доносился сорочий ор, делили что-то неугомонные. Несколько минут мальчик безмолвно смотрел на родные могилы, в опущенных, когда-то пухлых углах рта, легла жесткая горесть. Неутомимо стучали в висках серебряные молоточки, во взгляде возникла недетская серьезность. Словно в единый миг мальчишка стал взрослым. После убийства отца и, после того как он сам уничтожил нескольких аватаров, он необратимо изменился. На свет вылупился некто иной, хотя внешне и похожий на прежнего Алексея, но намного более жесткий и безжалостный, способный, подобно волку, клыками вырвать горло врага.

Он наклонился к холмику черной, свежей могилы. Рука, словно прощаясь, провела по влажной, после ночного дождя земле. Затем подошел к посеревшей плите, покрывавшей могилу матери. Он тогда был маленький, но отлично помнил, как ее хоронили. Тогда впервые его охватило чувство глубокого одиночества, оцепенев от жалости к себе он два дня просидел один в комнате, и только вызванный отцом психолог сумел «вернуть» его в действительность. Щеки запылали от стыда. Он горевал об отце, но самому себе не соврешь, то, давнее горе, когда он прощался с матерью было намного сильнее. Хотя это и неправильно, но ее он любил больше.

Расстегнув рубаху, вытащил висевший на простой веревке матерчатый мешочек, с ним он никогда не расставался. Окружающие считали, что там амулет, но это было не так. Развязал завязки, в солнечных лучах серебром блеснул маленький материнский крестик, жесткие мальчишеские губы бережно коснулись металла:

– Алла берга, – прошептал он. Как необходимо говорить христианам, он не знал, но думал, что если ТАМ кто-то есть, то он простит его незнание.

На следующий день после завтрака телохранитель Мурадин-Бея посадил его в машину вместе с Милой и отвез в школу.

Глава 2