Волчонок (СИ)

— И почему ты назвал его братом, если он не оборотень? — Тут же подозрительно вставил Перис.

Что поделаешь, ведь каждого из нас в первую очередь волнует то, что нас волнует!

— Именно потому, что я оборотень, а то, что сделали с его телом, явно показывает, что люди, убивая его, опасались мне подобных, так что вполне справедливо я думаю, в таком случае, то, что часть вины я возлагаю и на себя тоже. — Ответил я Тайе и повернулся к Перису, что за последнее время уже начал меня изрядно раздражать своим нытьём и глупыми вопросами тем более. Не хотел со мной ехать, мог и не отправляться, лично я его об этом не просил. — Потому как мне он брат, как и любой другой волк или человек, только в отличие от людей он бы никогда не отвернулся от меня, не прошёл бы мимо моей беды и уж тем более не напал бы. — Зло ответил я.

Перис недовольно нахмурился. Тайя хоть и тоже нахмурилась, но при этом раздражённо взглянула на самого Периса, но, ни в коем случае, ни на меня. Похоже, она понимала меня в тот момент как никто другой, несмотря даже на то, что сама являлась настоящим человеком, а может быть и благодаря этому.

А мне тогда к моему вящему стыду было не до Тайи, и уж тем более не до этого ревнивого барана Периса. Меня интересовал только один вопрос. Кто и за что так жестоко поступил с этим несчастным созданием? Конечно, я прекрасно понимаю, что волки не так безобидны как кому-то могло бы показаться и не все относятся к ним настолько трепетно как я сам. Порою даже они бывают излишне агрессивны и озлоблены на самих людей. И всё же когда мне попалась седьмая по счёту голова, к тому же, по-видимому, принадлежавшая молоденькому волчонку, по людским меркам, совсем ещё ребёнку, я исполнился праведного гнева.

Что-то тут было не так и для меня это было фактом очевидным. Как я раньше помнил, здесь постоянно слышался детский смех, места у нас были безопасные особенно летом и оттого зачастую людные. Конечно, изредка случалось, что отчаявшиеся голодные волки набрасывались на людей, но это бывало лишь зимой, так и люди это знали и как только наступали холода, становились более осторожными по отношению к лесу. Но теперь стоял самый разгар лета, а в нём было тихо, казалось, даже затихла птичья трель и шелест листвы утих. Зато столько новых следов было вокруг, столько запахов, и в основном запахов оборотней, витало повсюду в воздухе.

Меня пробрала внезапная дрожь, и неожиданная догадка заставила мгновенно рвануть с места и стремглав помчаться вперёд, забыв обо всём на свете.

Скорее-скорее-скорее к Травке!

Бабушка!

Но с ней, слава Богу, всё было в порядке. Моя старушка, маленькая сгорбленная фигурка, как раз показалась на крыльце, направляясь по каким-то своим старушечьим делам, когда три лошади, в том числе и мой Ворон, выехали на прогалинку перед её домом.

— Бабушка. — Радостно прокричал я, стрелой вылетая из седла и стремглав устремляясь к опешившей старушке. Я подхватил её на руки и начал кружить, не сознавая ещё в тот момент, что так и этак ошарашил её своим неожиданным появлением спустя год отсутствия.

Стоявшая с нею рядом изрядно поседевшая, но всё ещё по-прежнему живая, Чёрная Кошка, моя нежная нянька из детства, тоже получила свою порцию ласки.

Из избы приветственно замычала пёстрая корова, о чём-то беспрестанно кудахча, и видимо жалуясь мне на свою нелёгкую судьбу, встречая меня, высыпали на обветшалое крыльцо Чёрные куры.

Я невольно улыбнулся оказанному мне столь тёплому приёму, но уловил в своей Травке и что-то такое, что заставило меня насторожиться. С одной стороны я чувствовал её радость по поводу моего непредвиденного возвращения, но в тоже время вдруг внезапно для себя я осознал, что несмотря на это, душою её в этот самый момент владела печаль.

— Бабушка? — Неуверенно произнёс я, возвращая её на землю обетованную и твёрдо устанавливая на ноги.

Тайя и Перис тем временем наблюдали за нашей встречей со стороны с довольными улыбками на устах, но тут же, нахмурившись, чуть подались вперёд, почувствовав резкую перемену в моём настроении.

— Волчонок, Лисса. — Тихо прошуршала Травка в ответ.

— Лисса? — Тело моё напряглось. — Ты видела её? Что с ней?

Бабка опустила взгляд, и холодная волна нехорошего предчувствия тут же прошлась по моему телу.

— Он добрался до неё.

— Она… она жива? — Пробормотал я непослушным языком, который упрямо отказывался повиноваться. А в том, кем именно был этот таинственный «он» сомнений у меня отчего-то даже не возникло.

— Да, но теперь она, — Травка мельком взглянула на моих спутников, по-видимому, теряясь в догадках по поводу причины их здесь появления, — одна из обращённых, — меж тем безжалостно закончила она.

— О, нет! — В бессилии своём я обхватил голову обеими руками.