Волчонок Ваня

«Это уже не остановишь», – подумал Волк и ничего не сказал ребенку. Он сделал вид, что ни о чем не догадывается. К тому же ему очень не хотелось портить Волчонку настроение. Тот выглядел таким счастливым. Он с упоением рассказывал Волку о своих приключениях, о новых местах, в которых побывал и многое другое. Ему принадлежал весь мир, и поэтому он был счастлив. Главным же его счастьем было то, что он не задумывался о том, кто он теперь. Он воспринимал это как должное. Его нисколько не интересовало, что будет потом. Его интересовало только то, что будет завтра, какие новые события будут его ждать за дверью маленькой избушки, и что нового он узнает про лес и его обитателей.

С Романом же было все наоборот. Чем более был беззаботен Волчонок, тем более тревожился и тосковал Волк. Он не мог так легко, как ребенок воспринимать жизнь. Он не мог признать страшную действительность и смириться с нею. Для этого надо было слишком многое забыть. А Волк не мог забыть прежнюю жизнь, а в последнее время его мозги то ли от чистого лесного воздуха, то ли по какой другой причине, прояснились, и Волк словно кинофильм просматривал всю свою прежнюю жизнь с того момента, как начал себя помнить до последних месяцев. Но если события давности не волновали его, то последние годы причиняли невыносимую боль. И особенно страшился он двух человек, которые всплывали в его воспоминаниях чаще остальных. Это были Оля и Охотник. Глаза той и другого пугали его и заставляли просыпаться по ночам, а днем ему казалось, что они наблюдают за ним из леса. Волк начал бояться леса, хотя больше всего на свете ему хотелось стать таким же, как Волчонок, убежать в самую глухую чащу снять с себя штаны и рубашку и бегать, бегать, бегать.

Но он был Волком, а не Волчонком и стать другим не мог. И это было ужасно. Только дни полнолуния приносили ему облегчение. Только в шкуре зверя он не чувствовал себя несчастным. Когда в последний раз он снова стал человеком, то испытал настоящее разочарование и подумал о том, что лучше бы ему навсегда остаться волком и подобно Акеле бродить с Ваней по земле на четырех лапах а не на двух ногах.

Через три с половиной недели он почувствовал опасность. Это открытие застало его днем, когда он полез чистить колодец. Защемило в груди сердце. Не сильно, совсем слегка. Опасность была еще далека. НО ОНА БЫЛА.

Волку захотелось позвать Волчонка, но того не было. Мальчик был очень далеко. Волк знал, что он далеко. Следы мальчика вели на север. И В ТОЙ ЖЕ СТОРОНЕ БЫЛА ОПАСНОСТЬ.

* * *

Волчонок ушел из дома очень рано, почти с рассветом. Утро было холодным, так как уже наступила осень, и дули довольно холодные ветра. Мальчик поежился, потом потянулся. Одежду он уже не снимал, потому что, не смотря на свою нечувствительную кожу, все-таки мерз и сильно завидовал своему другу волку, у которого была шикарная и теплая шкура с густым и плотным мехом. Акела его уже ждал. В этот раз они ушли так далеко, как еще ни разу не уходили, когда мальчик не был волком. Но охота не удалась. Они никого не выследили и не поймали. Звери попрятались так глубоко, что два хищника без толку проплутали восемь часов и сильно притомились. Вернее утомился Волчонок. Акела был еще полон сил и энергии. Он готов был бежать еще неделю. Волчонок даже ему еще раз позавидовал. Почему он уже так долго волк, а еще не научился быть таким выносливым и неутомимым, как Акела или Волк? Возвращаться домой не хотелось. Мальчик сел на волка верхом и стал с ним играть в Ивана-царевича. Он велел ему везти себя на поиски Елены Прекрасной, и они понеслись. Изредка Волчонок позволял себе такие забавы, а Акела был таким же послушным исполнителем его капризов, как и Роман.

На одной затопленной сентябрьским солнцем поляне они сделали привал.

– Давай, теперь ты будешь собакой, а я твоим пограничником, – предложил Волчонок своему другу. – А эта поляна будет нашей территорией. Тут граница…