Вол’джин. Тени Орды

Той ночью, далеко на юге, сон Вол’джина потревожило видение. Это его удивило. После первого посещения Хир’ик игнорировал тролля, и Вол’джин притворялся, что игнорирует лоа в ответ. Он осознал, что обращаться к ним прежде, чем он поймет, кем стал, значит лишь пытаться подражать тому, кем он был раньше. Как компаньон Тиратана не придет на зов человека, которого не узнает, так и Вол’джину не восстановить связь с лоа, если он не будет троллем, который создаст эту связь заново.

Он не мог опознать, что за лоа шлет ему видение. Вол’джин без труда воспарил в воздух – так что это мог быть Акил’дара. И все же в ночи летел лишь он, а не орел. Затем охотник понял, что на самом деле парит и видит множеством глаз. Вол’джин решил, что его сделала одним из своих детей Элорта но Шадра, Шелковая Танцовщица. Он воспарил высоко на шелковых нитях паутины, несомых ветром.

Внизу расступились облака. На юг на всех парусах спешно шли корабли. Это явно были древние времена, поскольку на широких квадратных парусах красовались гербы зандаларов. Однако он не мог припомнить случая в истории, когда зандалары собирали бы такой могучий флот.

Темный охотник поднял взгляд на ночное небо, ожидая увидеть созвездия в ином положении. Но он узнал их, и это поразило Вол’джина.

И он рассмеялся.

Очень хорошо, Мать Яда. Ты показываешь мне видение, где я смогу собрать такой флот. Ты показываешь мне славу, что я завоевал бы для тебя и других лоа. Какое щедрое видение. Я бы даже мог поверить, что это утвердит мечту моего отца. Трудность лишь в одном: остаюсь ли я еще сыном Сен’джина?

Ветер ослаб.

Паук упал.

И Вол’джин смахнул его вместе с паутиной, после чего перевернулся на бок и вновь погрузился в сон – без сновидений.

11

Настоятель Тажань Чжу проявлял чувства, вовсе не характерные для него – на надменном лице мешались неодобрение и напряженная сдержанность, – и это намекало на неприятности, но Чэнь не мог не улыбнуться. Его сердце едва не лопалось от гордости и радости – удвоенных оттого, что Тажань Чжу согласился на его план.

Во многом радость шла от знания, что на старого монаха повлияла Ялия Мудрый Шепот. Чэнь сумел во время работы в Цзоучин, а затем и на обратном пути смешать ингредиенты для чудесного варева. Он был уверен, что напиток станет для Пандарии тем же, чем зелье выздоровления – для Вол’джина. По возвращении Чэню хотелось поделиться напитком со всеми, и, как он теперь понял, именно из-за его неприкрытого воодушевления Тажань Чжу и засомневался в предложении.

То, что Ялия заступилась за него перед настоятелем, чрезвычайно тронуло хмелевара. Она нравилась Чэню. Всегда нравилась. В пути же он нашел еще больше всего, что ему в ней нравилось. А еще нашел повод для надежд, что она ответит взаимностью. Насколько – Чэнь не знал, но его бы порадовало что угодно, ведь из маленьких яиц вырастают могучие черепахи.

Ялию не узнали в Цзоучине, и Чэню показалось странным, что она не стала немедленно искать свою семью. Одну за другой она узнавала новости о них – от Ли Ли и остальных – и выяснила, что они процветают. Даже бабушка еще была жива. И все же Ялия держалась в стороне; отчасти эта отстраненность не подпускала ее и к Чэню.

Хмелевару было непросто понять это желание к отдалению – от семьи, не от него. Сам Чэнь обрел в Пандарии те частички дома, каких ему ранее не хватало. Цзоучин казался очередной из них. Здесь наготове имелись идеальные материалы для маленькой хмелеварни. Стоило увидеть эту деревню, как он задумал ее здесь построить, потому что место было идеальным – и способным приблизить его к Ялии.

В ту первую ночь, заварив чай, он заговорил о ее семье.

Ялия вперилась взглядом в глубины своей чашки.

– У них своя жизнь, мастер Чэнь. Я ушла, чтобы они жили в покое. Я не принесу обратно хаос.

– Разве знание о том, что вы живы и уважаемы, не принесет им покоя? – Он пожал плечами и выдавил улыбку. – Я тревожусь всякий раз, когда не вижу Ли Ли. Ваша семья наверняка беспокоится или… – Чэнь осекся, когда ему в голову пришла мысль.

Она подняла взгляд.

– Или?

– Это была недостойная мысль, сестра Ялия. Не для вас.

– Я бы хотела, чтобы вы ею поделились. Даже если мы решим, что это ошибка, я бы предпочла, чтобы между нами была честность, – она положила свою лапу сверху на его. – Прошу, мастер Чэнь.

Он позволил потрескиванию веток в костерке на миг заполнить тишину. Затем кивнул.

– Я задумался – и лишь потому, что иногда задумываюсь на этот счет о себе, – не свой ли покой вы желаете сохранить вместо их покоя?

Ее ладонь вернулась к чашке. Она держала ее столь неподвижно, что Чэнь видел отражение звезд в чае.

– Монастырь подарил мне покой.