Волевой порог

— Значит, ты в этих горах не бывал?

— Мы тренировались в Западном Приэльбрусье.

— Слушай, — проговорил Буторин. — А здесь, в Кабардино-Балкарии, кто из альпинистов остался?

— Не знаю, — пожал плечами Джансур, с грустью глядя в сторону горных вершин. — Несколько лет ни с кем не виделся. Да и не слышал ни о ком. Война! Хотя найди-ка ты Матвеева Федора Ивановича. Он же из Кабардино-Балкарии родом. Может, вернулся, когда фашистов прогнали. Он старый альпинист, ему уже лет шестьдесят сейчас. Он, между прочим, один из тех, кто стоял у истоков горноспасательной службы в регионе… А зачем тебе альпинисты, Виктор?

— Тебе скажу, Джансур, но ты язык за зубами держи, а то паника начнется. Есть подозрение, что фашисты в горах сюрпризы оставили, которые могут наделать очень много неприятностей людям здесь.

— Вот как! — инженер покачал головой. — А я и не подумал. А ведь сколько их здесь по перевалам, по горным склонам пробиралось. Война ведь шла за горы, жестокая война. Где просто взрывчатые вещества остались, боеприпасы, а где и специально могли оставить. Они ведь здесь все знали еще до войны, Виктор. Международные группы в горы ходили, на Эльбрус ходили. В восхождениях еще в сороковые годы участвовали парни и из Германии.

— Знаешь — и молчи, — строго приказал Буторин. — Только посматривай тут на строительстве. Не появятся ли чужие. Нижний Баксан — поселок маленький, а Тырныауз-Тау — хребет сложный.

Попрощавшись с инженером, Буторин встал на подножку машины и еще раз посмотрел на горы. Да, красота и величие. И смертельная опасность, если играть с горами в недозволенные игры. Горы и так не прощают беспечности. А работы на комбинате и правда еще много. Высокие трубы из красного кирпича, пустые окна производственных зданий, дороги и площадки, заваленные каменными обломками. И серпантин, ведущий наверх, к штольням. Буторин еще в 42-м году слышал несколько переводов названия этой долины, а точнее, ущелья. Самым красивым ему показался перевод названия как Журавлиное ущелье. Журавлиный клин в небе — это всегда красиво и немного грустно. Ведь журавли собираются в клинья, чтобы улететь, покинуть эти места. Но журавлиный клин — это всегда и надежда на то, что птицы вернутся. Ведь они улетают не навсегда, а только на зиму. И весной они вернутся, а весна — это всегда возрождение, обновление, новая жизнь.

— Новая жизнь, — тихо произнес оперативник. — За нее стоит сражаться и умирать.

Яркое солнце, шум реки, бегущей между камнями, шум мотора, скрип старых досок на мосту, который Буторин переезжал на своей «полуторке». Все говорило о мире и спокойствии в долине Баксана. Но это была только видимость, внешняя сторона. И пасущиеся на лугах кони и ишаки, дети на обочине дороги — это еще не мирное время, несмотря на то, что враг изгнан с Кавказа. Еще мало мужчин на улицах и в поселках, потому что большинство из них на фронтах, еще много разрушенных строений по всей республике, потому что не до восстановления, нет еще сил и средств, чтобы все восстановить. Страна бросает последнее на восстановление оборонной промышленности, как это делается с Тырныаузским комбинатом, на восстановление железной дороги, систем электроснабжения. Ну а с жилыми домами всегда все по-разному. Чаще местные власти поселков, соседи помогают как могут тем, кто лишился крова над головой, чьи дома пострадали. Строят и ремонтируют все вместе. Беда в стране общая, тут никто в стороне не остается.

Свернув с дороги, Буторин осторожно, объезжая большие камни, повел машину напрямик к небольшому поселку Камук. Остановив машину у крайнего дома с синими стенами, Буторин вышел и прислушался. Где-то за домом пилили дрова.

— Эй, хозяин! — зычно крикнул оперативник, подходя к покосившемуся забору с оторванной калиткой. — Можно войти к вам?

Пилить перестали, а на голос из-за дома выбежал мальчонка лет восьми в коротких залатанных штанах. Посмотрев на гостя, он звонким голосом крикнул:

— Деда, тут военный пришел!

Буторин остановился у забора, сдвинув фуражку на затылок и заранее добродушно улыбаясь. Следом за мальчиком из-за угла дома показался крепкий старик лет шестидесяти с короткой седой бородой. Он прищурился, окинул гостя цепким взглядом и подошел ближе.

— Чем могу? — коротко и не очень дружелюбно спросил он.

— Вы Матвеев Федор Иванович?

— Ну я Матвеев Федор Иванович. — Старик подошел к забору и осмотрелся по сторонам, как бы проверяя, не приехал ли еще кто-нибудь. — А вы по какой части?

— Я из НКВД, — доставая удостоверение СМЕРШ, ответил Буторин. — Мне нужна ваша помощь. Поговорить с вами надо, Федор Иванович.

— СМЕРШ, значит, — неприязненно процедил сквозь зубы Матвеев. — Особист! Вроде и война ушла из наших краев, а вы все врагов ищете? Может, не там их ищете? Может, на передовой в окопах поискать? Через прицел, когда враг на тебя прет в атаку?