– Я не это имела в виду, – быстро ответила Кайл, и на ее лице промелькнуло огорченное выражение. – Просто я очень расстроена, бабушка. Я ненавижу этот бизнес моды и все, что с ним связано. Не хочу моделировать одежду, сидеть за конторкой, устраивать международные показы и иметь дело с тупыми манекенщицами, которые морят себя голодом и вымазывают на себя ежедневно десятки фунтов противной липкой косметики. Я хочу рисовать то, что вижу.
С юного лица Кайл внезапно исчезло недовольное выражение, оно оживилось, бунтарства и след простыл. Кайл взволнованно наклонилась к бабушке, и ее темные глаза заблестели.
– Я хочу писать пейзажи и море, как прошлым летом, когда я была с тобой в Йоркшире, ба, и жила в Хай-Клю. Как чудесно ездить в бухту Робин Гуда и в долины, спокойно сидеть за мольбертом и переносить красоту природы на холст, именно так, как я ее вижу. Прошлым летом мы были так счастливы с тобой, бабушка. Счастливее, чем когда бы то ни было. А потом я должна была вернуться сюда, в Нью-Йорк, чтобы заниматься с мамой ее делами. Эти дурацкие международные показы. Ненавижу их. И презираю сам этот Институт моды!
Одра взяла внучку за руку:
– Я знаю, что в последнее время тебе было нелегко, дорогая.
– Я дошла до того, что не могу больше ничего делать, как следует. Я так подавлена и несчастна. – Кайл глубоко вздохнула. – А чтобы сделать меня счастливой, нужно всего лишь разрешить мне поехать в Королевский художественный колледж на пару лет и стать художником-пейзажистом. Но она этого никогда не поймет. Делать деньги – только это се интересует.
На глаза Одры навернулись слезы.
– О Кайл, это неправда. – Она замолчала, взяла сумку на банкетке, открыла ее и стала искать носовой платок.
Кайл, вконец расстроившись, сжала бабушкину руку.
– Прости, ба, я не хотела говорить гадостей. Мне жаль, если я задела твои чувства, ведь в конце концов она твоя дочь.
– И твоя мать, Кайл, причем самая лучшая мать в мире, – воскликнула Одра. – Можешь мне поверить. Она хочет для тебя только хорошего. Она не задумываясь отдала бы за тебя жизнь. До сих пор я была на твоей стороне, но мое отношение изменится, если ты будешь вести себя как избалованный ребенок и говорить о собственной матери так грубо и неуважительно. – Одра устремила на Кайл пронизывающий взгляд синих глаз. – Я ясно выразилась? – Тон ее был суровым и осуждающим.
– Да, ба, – робко ответила Кайл. Она всегда немного побаивалась Одры.
– Очень хорошо. Теперь выслушай меня и очень внимательно. Может быть, когда я кончу, ты поймешь, что движет твоей матерью и почему она так любит свое дело. Договорились?
Девушка кивнула.
– Твоя мать была художником-пейзажистом, и свое искусство она принесла в жертву бизнесу. То, к чему сейчас так стремишься ты, когда-то было у нее в руках. Поверь, она была блестящим художником. Но отказалась от своего призвания ради меня, чтобы заработать деньги и окружить меня комфортом, на который, как она думала, я имею право. – Одра схватила руку Кайл. – Я хочу, чтобы ты об этом знала. Кристи должна была рассказать тебе раньше, но не рассказала, так что теперь слушай.
Кайл вся обратилась в слух, и, по мере того как Одра говорила, гнев и раздражение по отношению к матери, которые накапливались в ней за последний год, исчезали. Когда же Одра закончила, глаза ее тоже стали влажными.
– Какое великое дело мама сделала для тебя, бабушка. Жаль, что она молчала. – Кайл закусила губу. – Ты думаешь, она тоскует по живописи? Может, именно поэтому она так мало своих картин держит в нью-йоркской квартире и в доме в Коннектикуте? Я хочу сказать, что большая их часть находится у тебя в Хай-Клю и немного есть у тети Джейни. Возможно, она не хочет, чтобы они напоминали ей о том, сколь многим она пожертвовала.
Одра поморщилась, как от боли. По временам ей трудно было выносить беспощадную честность Кайл.
– Возможно, это так, – согласилась она, – я точно не знаю. Мы никогда не касались этой темы. И это моя вина. Нам следовало бы поговорить по душам. – Одра с задумчивым видом устроилась поудобнее на банкетке. – Я всегда боялась сказать что-нибудь не то, боялась расстроить ее. Да, я была не права, и очень во многом.
– Не знаю, что мне делать, бабушка, – пробормотала Кайл. – Мне очень стыдно. Я вела себя безобразно по отношению к маме в течение многих месяцев. Я, должно быть, ужасно обидела ее.
Одра похлопала внучку по руке.
– У тебя не будет никаких проблем с Кристи. Я хорошо знаю свою дочь. Она любит тебя. Она примет твои извинения и простит тебя.
– Ты так думаешь, бабуля?
– Знаю наверняка. – Нагнувшись к Кайл поближе, Одра улыбнулась впервые за многие дни. – Полагаю, мне удалось придумать, как примирить вас. Всю неделю я ломала над этим голову, а теперь нашла решение.
– О Господи, надеюсь, что это так, ба. А в чем оно?