Читаем Вольф Мессинг — человек-загадка полностью

Тогда как раз бушевали политические страсти из-за опасного противоборства с Китаем, и у Мессинга спросили, выльется ли накал в военные действия глобального масштаба. Несколько раз повторяли один и тот же вопрос, но ответа не последовало. Кто-то из присутствующих предложил попробовать получить ответ в письменном виде. Тогда положили на живот Мессингу альбом, в руку вложили ручку, и снова задали тот же вопрос. Мессинг рывком, как робот, поднял руку и на альбоме написал два слова: мир будет!

На том сеанс и кончился. Несколько врачебных манипуляций и имевшиеся под рукой лекарства вернули Мессинга в «сей» мир. Однако, заметно было, как истощил его этот сеанс каталепсии.

Через несколько дней после этого сеанса, когда Вольф Григорьевич приехал ко мне встречать Новый год в кругу нашей семьи, еще видно было, как тяжело дался ему тот вечер. Таким насупленным и неразговорчивым, да еще в такой праздник, мы Мессинга видели впервые.

Подмечено, что кондитеры, как правило, равнодушны к лакомствам, большинство рыбаков любят лишь сам процесс рыбалки. А вот Мессинг был исключением из этого правила. Все его выступления носили зрелищный характер, а сам он не упускал случая поменяться со зрителем местами: перейти в зрительный зал театра или кино.

Актеры всех жанров самым благодарным зрителем считают детей — за их непосредственное восприятие событий, за искреннее сопереживание героям спектакля.

Вот таким зрителем-ребенком был Мессинг. В кино ли, в зале драматического театра или оперетты он бурно реагировал на все, что происходило на сцене. Но больше всего, почти фанатично, был влюблен он в искусство цирка. Быть может, за тот аскетический образ жизни, на который добровольно шли цирковые актеры ради мастерства и поддержания формы, за полную самоотдачу и трудолюбие, за риск.

Потому и друзей имел он самых близких в среде жрецов арены, и, в частности, очень дорожил дружбой со знаменитым цирковым клоуном Юрием Никулиным. Никулин и его жена Татьяна всегда радушно распахивали двери дома перед Вольфом Григорьевичем. Столь же сердечными были у него отношения и с талантливым артистом кино Евгением Леоновым и его очаровательной супругой Вандой, с народным артистом, певцом Большого театра Юрием Гуляевым, с Аркадием Райкиным и диктором Центрального радио Юрием Борисовичем Левитаном.

Вместе с тем, я не помню случая, чтобы Мессинг использовал свое знакомство с театральными знаменитостями «для личной пользы», даже самого простительного свойства.

Так, помню, на премьеры спектакля «Варшавская мелодия» в театре Вахтангова долгое время нельзя было достать билетов. И нам стоило огромных усилий уговорить Мессинга позвонить в администрацию театра и хотя бы на ближайшее будущее попытаться заказать билеты. Это было хитрой уловкой с нашей стороны, так как, заказывая билеты на дом, вы потом называете адрес и фамилию, и мы надеялись, что магическое «Мессинг» сработает.

Так оно и случилось. Но нужно было видеть, с какой робкой застенчивостью он называл себя по телефону, словно просил милостыню.

А когда на другом конце провода сказали, что, конечно же, для Мессинга билеты найдут даже на завтра, он совсем стушевался, нервно затеребил пальцами пуговицы пиджака и, что-то ворча про себя, удалился в гостиную.

Глава 29

Семейная хроника

Между тем, мои сыновья уже выходили на самостоятельную жизненную орбиту, что и радовало, и прибавляло хлопот.

Старший сын, Владимир, закончил с отличием школу, затем был принят в Университет и успешно закончил факультет теоретической физики. В 26 лет он блестяще защитил кандидатскую диссертацию. Немного позже — докторскую.

Младший — Александр — к 1965 году закончил одновременно медицинское училище и вечернюю школу. Хоть и было это очень тяжело физически, но было задумано им с дальним прицелом.

Попасть в медицинский институт всегда очень тяжело, а в 1965 году поступали выпускники школ 1947 года рождения, когда был громадный послевоенный скачок рождаемости. Конкурс был убийственный, и если бы Саша не попал в институт, то замаршировал бы в армию. Наличие же диплома медицинского училища и аттестат зрелости дало ему возможность подавать в 1-ый им. Сеченова и во 2-ой им. Пирогова одновременно.

Утром 8 августа, провалив первый экзамен по химии и поспав прямо на скамейке в сквере на Пироговке, он через два часа отлично сдал физику во 2-ой Медицинский, где потом успешно доедал и все остальные предметы.

Словом, мой младший начал учиться на педиатрическом факультете Медицинского института, одновременно подрабатывая на «скорой помощи».

Моей радости не было предела. Саша тоже был счастлив, и только одно омрачало его студенческую жизнь. Был у них профессор анатомии Гаврилов, который за что-то возненавидел Сашу. Узнавал его везде и всюду, дважды заваливал на небольших тестах, и при любой возможности посылал ядовитые реплики в его адрес. А однажды, встретив его одного, прямо заявил: «Ты, Лунгин, лучше сам уходи из института. Мой предмет ты никогда не сдашь. Это я тебе обещаю». После этого Саша просто голову потерял.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза