Вольф Мессинг. Видевший сквозь время

Мессинг спал в своем номере и отчетливо видел Лауру Ферейра... Вот она приезжает в автомобиле в свой замок... Вот поднимается по широкой лестнице. Ее встречает отец, что-то говорит ей, но слов ни Лаура, ни Мессинг не слышат. Лаура отстраняет рукой отца, проходит мимо горничной, мимо двух слуг в белых куртках и идет по широкому холлу... Вот она входит в свою спальню. Огромная кровать под широким шелковым балдахином не убрана, смятая простыня лежит на полу.

Вольф ворочался в кровати с закрытыми глазами, кажется, он спал, но веки напряженно вздрагивали. И вдруг он отчетливо прошептал:

– Не надо... не надо...– и через секунду закричал хрипло: – Не надо!

...Лаура рассеянно оглядела спальню, медленно подошла к туалетному столику с большим, в бронзовой оправе зеркалом, медленно выдвинула один из ящичков – в нем вороненым стволом блеснул кольт. Лаура взяла его, медленно провернула барабан... Поглядела на себя в зеркало... поднесла револьвер к груди... и уперла ствол как раз напротив сердца...

...Громко прозвучал выстрел. Вольф вздрогнул, проснулся и резко поднялся в постели. Ослепительное солнце било в большое окно. Вольф пошарил рукой рядом с собой, но постель была пуста. Он открыл глаза, сел и огляделся. В спальне никого не было. Никаких следов Лауры. Можно подумать, что ее ночной визит ему приснился. Он вновь огляделся: нет, не приснился. Скомканное одеяло и простыня лежали на полу, повсюду разбросана его одежда, и на рубашке – пустая бутылка из-под вина...

И вдруг накатило воспоминание: грохочущий поезд, старый контролер, смотрящий на него несчастными глазами, и умоляющий шепот:

– Не надо! – а потом отчаянный крик: – Не надо!

Вольф с силой потер ладонями лицо, поднял с полу махровый халат, оделся и медленно пошел в гостиную. Там было убрано, и на пустом столе лежала четвертушка бумаги, а сверху тонкое золотое кольцо. На бумаге значились слова: “Вот мы и повенчались. Буду любить тебя всегда. Прощай”.

В дверь постучали, и Вольф едва успел спрятать в карман халата записку и кольцо. Вошел Цельмейстер:

– Дорогой мой, собирайся. Пароход уходит в два часа. Мы плывем в Рио!

Вольф Мессинг в белом свитере и белых брюках стоял на палубе океанского лайнера. С одной стороны на горизонте виднелась полоска земли, с другой – бескрайняя сине-голубая гладь, белые шапки пены над волнами, стаи птиц над водой. Откуда-то из иллюминаторов доносилась музыка. По палубе медленно прогуливались пассажиры, еще несколько человек, как и Вольф, стояли, опершись о перила борта, и задумчиво смотрели в океан.

Сзади подошел Цельмейстер, тоже облокотился о поручень и стал смотреть вдаль. Помолчав, он проговорил:

– Сейчас передали по радио... Дочь знаменитого мультимиллионера Ферейры Лаура... застрелилась сегодня утром...

Вольф повернул голову и посмотрел на Цельмейстера. Молчал и смотрел. Цельмейстер поежился:

– Что ты на меня так смотришь? По радио только что передали... Ты слышишь меня?

– Слышу... – глухо ответил Вольф. – Лаура застрелилась. Я об этом знаю...

– Как? По радио сообщили десять минут назад, – растерялся Цельмейстер.

– Я видел ее вчера утром в отеле... мертвой... во сне видел. – Вольф с трудом выговаривал слова.

– Почему ты не остановил ее? Ты же мог... Ты что, не предвидел такого исхода?

– Я даже видел его... отчетливо видел... Я пытался! И не смог! Не смог! Я, наверное, проклятый человек! Это Бог наказывает меня за того контролера!

– Какого контролера? – встрепенулся Цельмейстер.

– Неважно! Не твое дело!

– Слушай, Вольф... – Цельмейстер посмотрел на него с состраданием. – Тебе не страшно жить?

– Бывает и страшно... – Мессинг отвернулся и стал смотреть в океан.

– Передали, папаша ее в безутешном горе. Но сказал одну фразу: “Я знаю, кто виновен в ее смерти”. Ты понимаешь, Вольф? Надо предпринять кое-какие шаги, чтобы обезопасить себя. Журналисты понапишут черти чего... может быть страшный скандал. Нам это надо?

– Оставь... – Вольф выпрямился. – Я ничего предпринимать не буду. И тебе не советую... – И он медленно пошел прочь по палубе.

Мессинг лежал в каюте и смотрел в потолок. Из машинного отделения доносился смутный гул работающих двигателей. Он беззвучно плакал, хотя лицо его было совершенно неподвижно, и только слезы сползали по щекам.

В каюту постучали, и вошел Цельмейстер, молча посмотрел на лежащего Вольфа, так же молча пошел к бару, открыл его, достал бутылку вина, два бокала, поставил на стол, налил и так же молча выпил. Сказал с просительной интонацией в голосе:

– Через пять часов прибываем. Концерт через час после прибытия. Я понимаю твое состояние, Вольф, но ты должен быть в форме...

Вольф молчал, глядя в потолок. Цельмейстер достал золотой портсигар, извлек из него тонкую папиросу, щелкнул золотой зажигалкой. На манжетах рубашки сверкнули бриллиантовые запонки.