Вольф Мессинг. Видевший сквозь время

Немного погодя в номер постучали, и не успел Мессинг сказать: «Войдите», как в прихожей появился Артем Виноградов, в шляпе и светлом габардиновом плаще. В руке он держал свернутую трубкой газету. Следом за ним вошел администратор Осип Ефремович. Выражение лица у него было озабоченное и встревоженное. Последним в номер ввалился Дормидонт Павлович, тоже в плаще и шляпе, надвинутой на глаза.

– Просим прощения за неожиданный визит, Вольф Григорьевич и Аида Михайловна. Проходили мимо и решили заглянуть на огонек, – проговорил Артем Виноградов, раздеваясь в прихожей.

– Так уж проходили мимо? – насмешливо переспросил Мессинг.

– Тяжело с тобой жить, Мессинг, – со вздохом прогудел Дормидонт Павлович. – Словечка соврать не даешь…

– И тем не менее все врут напропалую, – сказал Мессинг, сворачивая газету. – Аидочка, может, чаю гостям?

– Уже делаю. – Аида Михайловна ушла в маленькую комнатку рядом с ванной и туалетом, служившую кухней.

– Ты это читал? – Дормидонт Павлович бросил на стол свернутую газету.

– Только что. – Мессинг положил рядом свою.

– И что скажете, Вольф Григорьевич? – с тревогой спросил Артем Виноградов. – Честно говоря, я ничего не понимаю… Я же рассказы Зощенко с эстрады читаю. Что я теперь буду читать? И почему они антисоветские? Почему они на службе у буржуазной пропаганды?

– А как можно назвать Анну Ахматову беспросветным нытиком, проповедующим безнравственность? – тихо проговорил Осип Ефремович. – А у нас Ахматову читает Родненко. Три стихотворения читает. И номер идет на бис в любой аудитории. Что теперь Родненко будет читать? Вообще, что я теперь буду делать? Как я буду формировать репертуар? Я поставлю какого-нибудь сатирика, а он окажется безродным космополитом? Сумасшедший дом, да и только! И что будет дальше? Я спрашиваю вас, что будет дальше?

– Чем дальше в лес, тем больше дров, – прогудел Дормидонт Павлович.

Они расселись за столом, освещенные висящей над ними лампой с абажуром, и все молча уставились на Мессинга. Мессинг приложил палец к губам и выразительно посмотрел на стены и потолок, сказал тихо:

– На полтона ниже, пожалуйста…

– Что? И здесь? – выпучил глаза Дормидонт Павлович.

– Ты тупее, чем я думал, Дормидонт, – улыбнулся Артем Виноградов. – Где же еще, как не здесь?

– Как же ты живешь тут, Вольф Григорьич? – просипел Дормидонт Павлович.

– А где мне прикажешь жить, милейший Дормидонт Павлович? Квартиру не дают… Живу вот и даже за номер не плачу..

– А кто платит? – спросил Осип Ефремович.

– А я откуда знаю? – вскинулся Мессинг. – Я могу только догадываться.

Осип Ефремович захихикал и погрозил Мессингу пальцем.

Аида Михайловна принесла поднос с чашками, заварным чайником, вазочками с печеньем и вареньем, стала молча составлять все на стол. Потом также молча разлила по чашкам заварку, принесла чайник с кипятком и наполнила до самого верха, раздала всем ложки и блюдца для варенья. Гости принялись чаевничать.

– А как теперь Шаляпина петь? – вдруг тихо спросил Дормидонт Павлович.

– Про Шаляпина там ничего не говорится.

– Ну как же, по всем статьям – космополит, враг советской власти… – развел руками Дормидонт Павлович.

– А я весь репертуар представлю в цензуру: что разрешат, то и будете исполнять, – буркнул Осип Ефремович. – И голова болеть не будет.

– Боже мой, как мне все это надоело… – тихо простонал Артем Виноградов, качая головой. – И для чего все это делается, кто мне объяснит?

– А по – моему, тебе все объяснили, разве нет? – сказал Дормидонт Павлович. – Делай что приказано и не нуди! А будешь нудить – пожалте бриться…

– Ну хватит, хватит! – пристукнул по столу ладонью Осип Ефремович.

И все замолчали: пили чай, зачерпывали маленькими ложечками варенье, сопели и вздыхали. И старались не смотреть друг на друга. Наконец Осип Ефремович сказал тоном, не допускающим возражений:

– В стране ничего не делается без ведома товарища Сталина. И если про Ахматову, Зощенко и других так написано в «Правде» и написал это товарищ Жданов, значит, и товарищ Сталин знает об этом и одобрил эту статью. Вождь ошибаться не может. В ответ никто не проронил ни слова. Осип Ефремович попытался заглянуть в глаза своим артистам, но все поспешно отводили взгляды в сторону. Только Мессинг сказал:

– Наверное, я мог бежать от фашистов в другие страны… хотя бы в Индию… или Южную Америку, но я решил жить в СССР. Я поверил товарищу Сталину и буду верить ему всегда…

И вновь ответом ему было молчание. Аида Михайловна заботливо подливала всем чай.

– Их теперь, наверное, арестуют? – тихо спросил Артем Виноградов.

– Давайте лучше о женщинах! – гулко сказал Дормидонт Павлович.

– Ах, оставьте вы! – Артем вскочил из-за стола, нервно заходил по номеру. – Я надеялся… я думал… люди столько пережили за эту страшную войну., столько смертей, крови, страданий… столько оборвавшихся молодых жизней… Я думал, после всей этой страшной войны люди станут добрее друг к другу, роднее, ближе… Ведь мы вместе победили. А что получается? – Он резко остановился, уставился на товарищей больными страдающими глазами.

– Что же получается? – спросил Дормидонт Павлович.