Вольфганг Амадей. Моцарт

В начале этого года Леопольд Моцарт со своими детьми совершил концертную поездку в Мюнхен, где они выступали перед курфюрстом. Молодой граф Пальфи, которому предоставилась возможность присутствовать при дебюте, вернулся в Вену совершенно очарованный ими и без устали делился в салонах удивительными подробностями этого выступления. Представляете себе, насколько всё это заинтересовало меня, страстного поклонника музыки, хотя с присущим мне благодаря жизненному опыту скепсисом я отнюдь не принимал за чистую монету всё, о чём впавший в восторженность Пальфи распространялся перед доверчивыми слушателями. Однако когда впоследствии я услышал и от другого, заслуживающего полного доверия лица оценку, в общем и целом вполне подтвердившую рассказы Пальфи, я без промедления принял решение воочию убедиться в существовании этих вундеркиндов. Мой добрый знакомый, придворный трубач архиепископа Андреас Шахтнер, отличный человек и мастер своего дела, дал согласие ввести меня в семейство Моцартов. Из первых же фраз моего послания Вы легко можете заключить, что все мои сомнения сразу рассеялись. Более того, признаюсь, что я воспламенился с первых же мгновений пребывания в их доме и нахожусь в этом состоянии даже сейчас, когда пишу эти строки.

Вот моё твёрдое намерение: при всех обстоятельствах я хочу склонить Моцартов на антрепризу в Вене. Сделав такое предложение, я поначалу встретил стойкое сопротивление. Отец твёрдо заявил, что достижения его детей, пусть они и намного превосходят большинство своих сверстников, далеко не таковы, чтобы представлять их избранной и искушённой во всех тонкостях публике. Он, правда, осмелился сделать первую попытку в Мюнхене, но не хотел бы ставить вопрос о её повторении прежде, чем дети усовершенствуются в своём мастерстве. Даже принимая во внимание разумность этого довода, я не мог не возразить, что вся необычность и сенсационность достигнутых уже сейчас беспримерных успехов с годами начнёт улетучиваться и тем самым шансы на успех дебютантов уменьшатся. А если представить их публике вовремя, это будет способствовать их восхождению к блеску и славе. Он задумался, но не уступил.

Сейчас он сделался податливее, за что я обязан содействию Шахтнера, который всемерно ободряет Леопольда Моцарта, а тот очень считается с его мнением. Надежда не оставляет меня, ибо за прошедшее время я открыл в Леопольде Моцарте две слабости, и если мне удастся использовать их с возможным дипломатическим тактом, я смогу уговорить его и привлечь на свою сторону. Во-первых, это его отчётливо выраженная деловая хватка и связанное с ней тщеславное желание пробиться наверх и изменить своё положение в обществе. Он отдаёт себе отчёт в том, что уважение окружающих может завоевать только по достижении некоего благосостояния. Он, несомненно, страдает из-за скудного вознаграждения, которое положено ему высококняжеским работодателем, и старается заработать недостающие деньги преподаванием игры на скрипке и композицией, но вряд ли это ему удастся. Так что если я смогу сделать ему заманчивые предложения, шансы на успех для меня очевидны.

Будь я богачом, магнатом вроде Эстерхази, Улефельда, Харраха или Лобковице, для меня не было бы большего удовольствия, нежели взять под своё покровительство это музыкальное семейство и облегчить их чреватую многими осложнениями артистическую карьеру. Однако, будучи третьим сыном в необременённой чрезмерным богатством дворянской семье, строго придерживающейся правил майората[5], я не могу и мечтать о роли мецената. Всё, чем я обладаю, это раз и навсегда утвердившаяся в моей душе любовь к музыке, и ей я готов принести любую жертву. Но одного моего желания мало, я нуждаюсь в людях, готовых прийти на помощь.

Вот почему я и обращаюсь к Вам, любезнейшая подруга. Я уверен, что никто не посочувствует моим намерениям с такой прозорливостью, как Вы. Нас с Вами долгие годы объединяет дружеское взаимопонимание, и это позволяет мне воззвать к Вашему сочувствию. Я прошу Вас: окажите мне Ваше всемилостивейшее содействие, составьте под покровительством Вашего многоуважаемого супруга концерт в Линце, который явился бы для моих музыкантов воодушевляющим поощрением на их пути в Вену, прибегните к Вашим связям также и в имперской столице — после того как получите от меня известие, что нам с Шахтнером удалось обеспечить антрепризу.

Рассчитывая на Ваше, благородная графиня, любезное согласие, я не сомневаюсь, что при Вашем внимании и участии приём публики будет и благодарным, и благожелательным.

Почтительно целую руку и остаюсь Ваш

Игнац фон Вальдштеттен.

Зальцбург, 9 августа 1762 г.

Графине Авроре Шли к Линц-на-Дунае».

II