Вольфганг Амадей. Моцарт

В Милане, куда отец с сыном приезжают осенью 1772 года, для Вольфганга начинается настоящая работа: необходимо учесть претензии певцов и певиц, актёрское тщеславие которых непомерно; каждому хочется обязательно показать товар лицом и блеснуть. Особенно это касается самой взыскательной и самой заметной певицы Италии Марии Анны де Амисис, — к её полному удовольствию, юный композитор не оставил без внимания ни одного пожелания примадонны.

Опера, наспех дописанная и разученная, была поставлена на второй день рождественских праздников, и удача не сопутствовала ей с самого начала. Занавес подняли с двухчасовым опозданием, так как эрцгерцог Фердинанд не успел собственноручно написать и отправить пять новогодних писем. Но главная неприятность происходила прямо на сцене. Вместо внезапно заболевшего исполнителя роли Силлы тенора Кордони дирекция театра пригласила церковного певца из Лоди. Он, правда, обладает звучным голосом, но актёр из него никудышный. В самых серьёзных сценах он жестикулирует до того нелепо, что публика смеётся, а его партнёршу де Амисис это настолько выбивает из колеи, что до конца представления она просто не в состоянии продемонстрировать публике всю палитру своей блистательной колоратуры.

Впервые в жизни Вольфганг испытывает нечто вроде оскорблённого самолюбия. По дороге домой он обиженно говорит отцу:

— Ещё немного, и нас забросали бы гнилыми яблоками. Мы ещё легко отделались. Зачем этот осёл-режиссёр поставил на сцену какого-то дровосека, из-за которого де Амисис чуть в обморок не упала, а все наши усилия пошли прахом! Но вот кто больше всех повинен в прохладном приёме оперы — злосчастный автор либретто Джованни да Гамерра! Какой это сухой, какой деревянный текст! А сколько крови и пота потребовалось, чтобы его оживить...

   — Ты судишь слишком строго, Вольферль, — утешает отец. — Подождём следующей постановки. Опера хорошая, она пробьётся.

   — Я верю только в премьеры, повторы ничего не меняют, дорогой отец. Вот увидите, после второго или третьего спектакля оперу снимут, и для миланцев я буду всё равно что мёртв.

Вот тут-то Вольфганг промахнулся, а отец оказался прав. Опера выдерживает больше двадцати представлений, и с каждым последующим успех её растёт.

И тем не менее, несмотря на горячий приём у публики, дирекция театра не торопится заказать автору «Лючио Силлы» новую оперу. Надежде Вольфганга получить достойное его дарования место при дворе в Модене тоже не суждено сбыться. Эрцгерцог Фердинанд, обещавший его год назад, не обмолвился об этом ни полусловом. Точно так же отмалчивается и его брат, великий герцог Флоренции Леопольд, к которому озабоченный Леопольд Моцарт обращается с письмом-напоминанием. После почти месячного ожидания, стоившего обоим Моцартам большого нервного напряжения, ответ получен. Увы, Леопольд отказывает...

Однако Вольфганг не теряет времени зря. Один за другим пишет целых шесть струнных квартетов; в них ещё заметно влияние его бывшего учителя фон Глюка, которому скоро исполнится семьдесят лет, и блестящего мастера инструментальной музыки Джованни Баттисты Саммартини[79], с которым Моцарты познакомились во время первого приезда в Милан и который и сейчас оказывает им всяческое покровительство. Однако уроки Йозефа Гайдна не прошли даром. Отдавая должное стране, раньше всех других оценившей его творческий гений и способствовавшей его развитию, Вольфганг освобождается от волшебных пут, которые, казалось, связали уроженца Зальцбурга с Италией на веки вечные.

Возвращаясь в начале марта домой, Вольфганг ощущает, что переболел Италией. Человек влюбчивый способен испытать очень сильные чувства и от недолгой, иногда даже мимолётной связи. Но разве сравнишь их с переворачивающей всю душу страстной и всё преобразующей любовью?

XXI

Леопольд Моцарт давно подумывал о том, что пора сменить квартиру, и по возвращении в Зальцбург сразу начинает подыскивать новую: на Гетрайдегассе, 9 им тесно. По мнению отца, Вольфганг нуждается в более просторных комнатах для занятий и музицирования. И он вскоре находит подходящую квартиру неподалёку от парка Мирабель. Так называемый «дом танцмейстера» удовлетворяет всем его требованиям. Он принадлежит пожилой даме по имени Анна Мария Рааб, которой достался по наследству от двоюродного брата, высококняжеского танцмейстера Франца Готтлиба Шпекнера. Договориться с хозяйкой удаётся быстро, и весной семейство Моцартов переезжает в своё новое жилище на втором этаже «дома танцмейстера».

По сравнению с прежней квартирой их новая у площади Ганнибала — княжеские хоромы. В ней восемь комнат, в том числе и просторный зал с лепкой на потолке и стенах, в котором придворный танцмейстер Шпекнер давал некогда уроки танцев кавалерам и дамам из высшего зальцбургского общества, посвящая их в тайны гавотов, менуэтов и аллеманд. Его перестраивают в музыкальный салон. В нём Вольфганг Амадей Моцарт будет вместе с узким кругом молодых друзей-музыкантов впервые исполнять свои сонаты для клавира и скрипки, квартеты, серенады и дивертисменты.