Читаем Вольфсберг-373 полностью

В этом не было ничего необычного. В холодные и дождливые дни многие заключенные после бани, боясь простудиться, набрасывали на себя одеяла, закрываясь с головой. Странным было только то, что этот человек был один, а не в группе, и мне в глаза бросилось его лицо, бледное, с дрожащими губами. Два темных глаза под сенью капюшона из одеяла смотрели прямо на меня, горя мольбой.

— …Дитрих…

Я скорее угадала, чем услышала, шепот Андрея Ноча.

Трудно объяснить себе, что руководило мной в тот момент, когда я махнула рукой, показывая Дитриху, чтобы он шел к нам.

Плац был пуст. Из-за дождя не было даже гуляющих в блоках рядом и напротив нас.

Дитрих упал на землю, приник к ней на момент, а затем валиком подкатился под нижний ряд колючей проволоки. Она зацепила его за одеяло, но он рывком освободился, встал и, обходя барак, пошел к входным дверям.

Кто видел Дитриха, кроме меня, Ноча и Копича, которому мы показывали, как делать заготовки?

…Человек в одеяле вошел в дверь, у которой стоял смастеренный инвалидами шкафчик, без стекла, в котором мы выставляли особенно удачные работы: куклы, игрушки, ботинки, переплетенные альбомчики, закладки и обложки для книг. Повернувшись спиной к работавшим, он стал как бы рассматривать эти предметы. Я подошла к нему, чувствуя, как у меня в горле пульсирует кровь.

— Подарок для жены? — беспечным тоном удалось мне выговорить. — Посмотрите эту сумку. Ее и на свободе не достанете! Или эти голубые полуботинки: самый лучший материал — французские шинели! Или этот альбом? Да? — И, не ожидая ответа, добавила: — Тогда идем в переплетную.

Переплетная находилась напротив, через коридор. Маленькая комнатка, в ней «бункер» — две кровати одна над другой, большой стол, переплетный нож и пресс и полки с материалами. Там работали и жили главный переплетчик Тони Каух и его помощник Сепп Майерхофер. Им можно было верить. Они будут молчать, как могилы…

Они оба знали Дитриха в лицо. Не успели мы войти, как Тони, не спрашивая, ловя все на лету, сказал: — Ты уходи! Иди обратно в мастерскую. Молчи — никому ни слова! А мы поговорим потом…

Когда я вернулась, мне было легко прочесть в глазах, кто видел и узнал Дитриха: кроме Ноча и Копича, лейтенант Зеефранц и капитан Вальтер Штарк. Они — солдаты. Не выдадут…

А около бани шла возня. Вывели всех купавшихся. Им не дали даже одеться. Завернутые в одеяла, голые и мокрые, дрожащие от холода, они были построены, и тут же Кеннеди вел допрос. Люди отрицательно качали головами, разводили руками. Рядом с Кеннеди стоял заведующий баней д-р Амброз. Повернувшись к нему, наш «повелитель» что-то орал, тыча прямо ему в лицо свои жирные кулаки…

Баню обыскивали, также и самое помещение, и штабели дров для топки, бросая вниз поленья.

Очевидно, обыск и допрос ничего не дали. Людей повели обратно одеваться, и даже Амброза не увели в ФСС.

Никого из нас не интересовало, почему Дитрих попал в Вольфсберг. Был ли он тяжким преступником, или просто одним из многих — не играло роли. Главным мы считали факт, что именно один из нас находится в опасности, и его необходимо спасти.

До самого вечера я не шла в переплетную, чтобы не привлечь чье-либо внимание. Сам Каух принес мне готовые вещи — тетради для людей, посещавших разные курсы, и в первой же я нашла записочку, которую я прочла и быстро засунула в животик медвежонка, которого набивала паклей. В записке стояло: «Материал сложили под кровать. Он — портящийся и долго не выдержит. Нужно найти лучшее место. Что дальше?»

— Что дальше?

Только вечером нам удалось, не привлекая внимания, устроить маленькую конференцию. Кто-то подал мысль. Перед входом в наш рабочий барак стояла старая уборная, небольшая хата, состоявшая из двух отделений, умывалки и помещения с «тронами». Прошлой зимой от морозов полопались все трубы, и ни умывальниками ни отхожим местом никто не пользовался. Нам разрешили временно складывать там отбросы материалов и кучи пакли для набивки игрушек. Мы вспомнили, что этот барачек имел чердак, на который можно было пройти через квадратный прорез, прикрытый доской.

Когда пришел за инвалидами Джок и развел по баракам, когда блок был заперт на замок, Тони Каух и Сепп Майерхофер пошли «выносить мусор» в заброшенную уборную. В большом мешке, под тяжестью которого кряхтели несущие, они вынесли Дитриха, подняли его и воткнули в прорез в потолке, забросив туда тряпья, два-три старых одеяла и шинели.

На некоторое время проблема была решена, но как быть с едой, что делать дальше?

Той же ночью в женском бараке я посвятила в тайну Дитриха нескольких подруг. Произведен был сбор галет, которые мы в это время получали вместо хлеба, собрали кое-что из продуктов, пришедших в посылочках: кусочек козьего сыра, краюшку высохшего крестьянского хлеба, головку лука. В большой котелок был слит чай. На следующее утро я принесла все собранное в мастерскую, и только ночью Тони Каух забросил это Дитриху.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное