Волга (июль 2007)

Lisey’s Story: неудачная книга. Перемогать ее, если ты не клинический фанат автора, невыносимо. Одна блогерша (как раз клиническая фанатка, наверное) по итогам ознакомления с романом назвала Кинга Фолкнером сегодня. Что ж, перед нами Фолкнер at his worst, не опохмелившийся и отвратительно переведенный. Конструкция, изобилующая флешбэками и вставными новеллами, столь же претенциозна, сколь и беспомощна. Первые страниц тридцать смутно понимаешь, какого дьявола вообще происходит. Затем вырисовывается сюжет о бездетной супружеской паре, муж выдающийся прозаик, лауреат Пулицеровской премии, жена невежественная клуша из кондовой провинциальной семьи, но с чувствительной душой и тягой к самосовершенствованию. Оба на редкость несимпатичны, и Кинг пальцем о палец не ударяет, чтобы сгладить это ощущение. Скотт Лэндон человек закомплексованный, извилистый, жеманный, склонный к моральному и телесному садомазохизму по причине кошмарного детства. Кстати, он умер до начала описываемых в романе событий, но читателю от данного факта ни жарко ни холодно: миссис Лэндон гальванизирует память о муже всеми доступными ей способами, в частности проникая в Мальчишечью Луну, параллельную реальность, куда Скотт время от времени удалялся при жизни. Там, конечно, обитают несколько видов чудовищ, но в целом Луна пастораль: аляповато живописный лес и пруд, на берегу которого некие вряд ли живые силуэты меланхолически впериваются в водную гладь. Добравшихся до заключительных глав ждет разочарование из породы контрольных выстрелов. Оказывается, лес и пруд не полноценная иная реальность, а фигура речи, метафора подсознания и творческих потенций. Стационарной лазейки оттуда сюда больше нет и быть не может, миссис Лэндон ее наглухо зацементировала. «Она могла вернуться в Мальчишечью Луну, если бы захотела… она могла бы отправиться и дальше, в другие миры, расположенные за Мальчишечьей Луной… Она могла бы даже летать, как летала во снах. Но делать этого она не собиралась. Скотт грезил наяву, иногда потрясающе… но это были его талант и его работа… Да ладно, какого хрена. У нее был дом, где она могла повесить свою шляпу, и хороший автомобиль, чтобы ездить. У нее были шмотки для тела и обувка для ног».

Шмотки, обувка… Мыло душистое, и полотенце пушистое, и зубной порошок, и густой гребешок. Как же мы не слышали этих нот раньше. Да мы и сейчас их толком не слышим. Мы заблуждались тогда и слепы теперь. Линч ни капли не имморалист, а архаичный романтик старонемецкого толка. Секрет его мастерства незамысловато бинарен. В «Империи» Голливуд и вальяжные особняки, пожалуй, все-таки откровенный фантазм. Зато Лос-Анджелес, где обитает помятая, деклассированная героиня Лоры Дерн, и Лодзь, где сидит перед телевизором ее томно всхлипывающая композиционная визави, абсолютно равноправны, ни тот, ни та не первичны и не вторичны, и оттого линейная расшифровка фабулы, скорей всего, сизифов труд. Польша есть альтернативный психоанклав Америки, Америка находится внутри Польши, грязь и серебро, они с одинаковой силой тоскуют друг по другу и друг друга страшатся. В финале им милосердно (малодушно) позволено обняться, слиться воедино, но лишь на пару секунд: зацементирована и эта лазейка. Ну а Кинг и подавно ретроград, защитник протестантских устоев. Попирая до блеска начищенными штиблетами асфальт школьного двора, дядюшка Стивен и дядюшка Дэвид с дрожью озирают толпу топорно анимированных трупов, сгрудившихся перед эбеновым истуканом Мойдодыра. Скульптор придал водогрейной колонке демонически благородные черты. Дядюшки сокрушенно покачивают сединами, поняв, что их эпоха в этой стране не то чтоб даже минула, а и не наступала по-настоящему.

Между тем меня томит грустное предчувствие. Возможно, не пройдет и полгода, как у метро «Щелковская» (я давным-давно живу не в Коньково, а в Гольяново) притормозит посольский автомобиль, оттуда выпорхнет девушка по имени Джослин, дождется раскаленного автобуса, пропахшего паленой «Шанелью» и автовокзальным потом, проедет две остановки, поднимется на двенадцатый этаж и шмякнет на кухонный стол стопку книг. Только грядущая Джослин будет похожа не на изысканную Лару Флинн Бойл, а на хабалку Скарлетт Йоханссон с ее пластмассовыми глазами-пуговицами.

В этот самый момент передо мной распахнется незнакомый тоннель.

Денис Горелов Куриный бог

Одной Кустурицей больше

На дебютной прессухе ММКФ по случаю фильма «Завет» босс киноведческой гильдии Матизен, по обыкновению, фраппировал гостя вопросом. «Господин Кустурица, после «Андерграунда» вы уже десять лет снимаете слабое кино, которое как-то выезжает в силу вашей безграничной талантливости. Ждать ли от вас в будущем каких-либо взлетов и в связи с чем?» - «Ни в коем случае, - ответил Кустурица. - Дальше - только вниз, только в пропасть».

Это можно было бы расценить как искусный отбой дерзкого критического туше, кабы в вопросе не содержалась печальная истина.

Кустурица и в самом деле бегает по кругу.