Волга-матушка река. Книга 2. Раздумье

Ныне с Крученым барином происходило то, что случается с каждым пошатнувшимся, обозленным и отторгнутым человеком: его уже никто в хату не пускал, гнали даже от ворот, стишки редакции возвращали, а он их писал день и ночь, поливая всех разломовцев грязью… И, конечно, считал себя гениальным, но не признанным поэтом.

Недавно его посетил старший брат, ведающий лодками на берегу Волги.

Несколько дней назад некоторые жители Разлома видели, как братья прошли к Глухому лиману. Ну, прошли и прошли, шут с ними. А те забились в заросли лимана, присели там, и старший Ешков повел разговор:

— Надо мстить. Мстить, братец, кровь моя родная. Нас с тобой одна мать грудью вскормила. Ты талантливейший поэт — затерли. Я политический деятель — затерли. Мстить надо. Знаешь, когда-то был Нерон — римский император. Его не признавали как актера… а он был гениален. Так что Нерон сделал, чтобы его имя осталось в истории? Поджег Рим. Поджег! А ты что? Спичек у тебя нет? Нужна одна спичка, чтобы имя твое прогремело!

— А что — спичкой? — только и спросил Крученый барин.

— Не найдешь? Найди такое, чтобы пламя по сердцу как сапожным ножом полосонуло…

Ешков отправился в Приволжск, а Крученый барин долго бродил вокруг села, отыскивая, чем бы, как сапожным ножом, поразить сердце каждого жителя Разлома.

После отъезда Акима Морева из Разлома в областной газете появился ряд очерков и статей о жизни и деятельности колхоза «Гигант». Оказалось, в аппарате газеты нашлись толковые, здравомыслящие экономисты, агрономы и очеркисты, прекрасно знающие теорию и жизнь, но перу этих людей не давал ходу увертливый редактор Рыжов. Ныне все обстоятельства выдвинули их на передний план, и они, побыв на беседе у секретаря обкома, выехали в колхоз «Гигант», изучили хозяйство, быт, настроение, устремления колхозников, особенно Иннокентия Жука, и обо всем этом опубликовали в газете очерки и статьи. Эти люди выяснили, что хозяйство колхоза не случайно носило комбинированный характер, а уже имело очертания нового, гармонического направления, что закладывало основу агрогорода — коммуны высшего типа. В колхозе в любое время года полезно для хозяйства и материально выгодно для колхозников использовались все наличные рабочие руки, причем учитывались возраст, здоровье и способности людей. Даже школьные работники, и те «прорвались» через установленные правила и на участке, отведенном Иннокентием Жуком, обучали своих воспитанников физическому труду, то есть развивали в них основное, что дано человеку от природы и что выделило человека из мира животных, — вот почему почти все юноши и девушки, окончившие десятилетку, осели в колхозе: одни — как доярки, другие — как трактористы, третьи — как чабаны, четвертые — как зерновики или рабочие галетной фабрики, кирпичного завода, ремонтной мастерской. Особенно много нашлось охотников работать в так называемом коровьем городке. Здесь прекрасные, светлые помещения, все в свежей зелени. Здесь великолепные жилищные условия — квартирки с паровым отоплением, с санитарными узлами, электричеством, радио. А главное, хозяйство полностью электрифицировано, что, как известно, решительно облегчило труд всего обслуживающего персонала.

На все это читатели области обратили свое внимание, но воочию еще не могли представить себе благоустройства колхоза «Гигант» и потому стали засыпать Иннокентия Жука письмами, а затем зачастили и «соглядатаи» — представители того или иного колхоза.

Но вот статья Астафьева «МТС или колхоз?» задела руководителей колхозов и колхозников за сердце. Этот вопрос, то есть ненормальные отношения между МТС и колхозами, как говорили люди, «уже намозолил глаза».

Астафьев писал:

«По случайным обстоятельствам (заболел директор МТС) пришлось руководство МТС и колхозом «Гигант» сосредоточить в одних руках, в руках председателя колхоза Иннокентия Савельевича Жука. И что же он, как хороший хозяйственник и предприимчивый человек, увидел? Там директор — здесь председатель, там замы — здесь замы, там главный агроном — здесь главный агроном, там зоотехник — здесь зоотехник, там бухгалтерия — здесь бухгалтерия, там завхозы — здесь завхозы, там полевые станы — здесь полевые станы, там стряпухи — здесь стряпухи. И это фактически на одной земле, на земле колхоза «Гигант». За короткие месяцы Иннокентий Савельевич Жук вместе со своими товарищами слили управленческо-хозяйственный аппарат и высвободили не больше и не меньше, как сто сорок два человека и заставили их вырабатывать полезную ценность».

— По два кучера на каждых козлах сидели и путались, вырывая друг у друга вожжи, — так образно выразился Иннокентий Савельевич.

Слова «по два кучера на каждых козлах» облетели всю область и взбудоражили умы передовых людей колхозов, МТС, совхозов.

— Ну что? — ликующе спросил Опарин Акима Морева.

— Рад вашему успеху, Алексей Маркович, — искренне произнес Аким Морев.

— Почему моему?