Волга-матушка река. Книга 2. Раздумье

И Опарин понял, что его не «оттирают», а само дело заставляет секретаря обкома поступать именно так, как поступает он сейчас. Поняв, заулыбался, сказал:

— Конечно. Зачинателей нельзя забывать.

7

Все замерло…

Все.

Замерли мощные насосы, подававшие воду из Волги в Большой канал. Заглохла подсобная электростанция. Опустели недавно оживленные колхозные становища: отсюда вывезено все деревянное, а земляное обрушилось, как обрушились и раздавленные грузовыми машинами воротца. Всюду бегают степные лисы — мелкие, как кошки, — подбирая съедобное, да еще откуда-то появились собаки-волкодавы. Замерла и техника. В одном месте собрались тупорылые бульдозеры, в другом — экскаваторы. И те и другие, казалось, сошлись на какое-то совещание, да, как при скучном докладе, задремали. Экскаватор же, утонувший в песочной жиже, ушел еще глубже: виден только кончик иглы. Как-то застыла и вода: она уже ничего не подмывала, не обрушивала, на ее поверхности виднелась пыльца, сухие мельчайшие стебельки трав, принесенные сюда ветерком. Горделиво высилась Чапурниковская плотина-дамба, но и на ней молчало сбросное сооружение, не неслись через дамбу грузовики. И если бы не одинокий «зис», стоявший на шоссе, да не два человека, рассматривающие в бинокль что-то вдали, то и дамба казалась бы мертвой…

Это Аким Морев и Николай Кораблев смотрели на озеро Чапура. Заполненное водой и поднятое на два с половиной метра, оно казалось могущественным: разлилось, затопив дали, расхлестнулось водяными рукавами во все стороны, словно раскинуло щупальца. Всюду плавали торфяные острова, заросшие высокой травой — резучкой, переполненные гнездами дичи; у берегов суетились выводки, по выражению охотников, «ставшие на крыло», но еще не вышедшие из-под материнской опеки. А старые заросли камыша, утонувшие «по уши», помахивали сизоватыми метелками. В правой стороне, на месте поселка Чапура, из залива торчала колокольня. Колхозники охотно переселились на новое место в надежде, что будет пущена вода — источник жизни степей. Переселились, а канал заилило.

— Тут до безобразия спокойно, — произнес Аким Морев, нарушая тишину, и повернулся к югу.

Следом за ним повернулся и Николай Кораблев.

— Жуткое спокойствие, — согласился он и, не отнимая от глаз бинокля, стал смотреть на то, что лежало ниже плотины.

Бывшее русло Волги, залитое водой, тоже было спокойно. А там, где прорыли перекаты, берега обрушились, и все заилило песком. На полпути же к озеру Дундук из горловины древней реки выдавливалась разжиженная масса, похожая на тесто.

«Как все это напоминает смерть Аннушки», — подумал Аким Морев и, чтобы не поддаться гнетущей мысли, намеренно громко спросил: — Значит, цемент?

— Цемент… и еще лучше — гранит. Да, конечно, куда лучше гранит: и красиво, и прочно — на века.

Аким Морев отнял бинокль от глаз и посмотрел на Николая Кораблева, не понимая, шутит ли он, или серьезно предлагает укрепить берега гранитом. Но у Кораблева глаза закрыты биноклем, лицо — руками, видны только губы, и на них дрожит непонятная улыбка.

— Гранитом, значит? — переспросил секретарь обкома.

— Непременно. Все сооружение канала обойдется, как мне известно, в восемьсот двенадцать миллионов, а окаймление гранитом… пожалуй, в миллиард.

— И мы в дураках?

— Да еще в набитых, — согласился Николай Кораблев, все так же не отрывая глаз от бинокля. — Степи-то какие… а? Я когда-то не любил их: плоско. А вот поработал в Приволжске, насмотрелся и вижу — есть своя красота в степях.

— Вы лирику-то пока бросьте. О канале, Николай Степанович, — проговорил Аким Морев. — Иван Евдокимович — за маты. Навозить сюда ивняку, сплести маты и матами закрепить берега.

— Что ж, он ведь инженер растительный.

— То есть?

— Вы — горный, я — строитель, а он — растительный. Как что — хватается за матушку-природу. Дескать, ивняк прорастет, корнями укрепит пески. Но, во-первых, когда еще он прорастет, во-вторых, сколько на сваи понадобится лесу? А лес, как вам известно, у нас тут, в степях, равноценен цементу.

— А гранит? — спросил Аким Морев, уже недоверчиво посматривая на Николая Кораблева.

— Гранит — такая же нелепая выдумка, как и цемент. Я за эти дни много думал — как пособить народному горю? Ведь это народное бедствие.

— И что же придумали? Гранит?

— Нет, Аким Петрович. Вчера я был на строительстве городков. Здорово там дело идет: из красного камня выпиливают целые стены для домиков… Материала в Черемшан-горе хватит еще на полсотни таких городков. Я присмотрелся и пришел к выводу… Ведь пески здесь залегают не больше, как на метр в глубину, дальше идет твердая красная глина… А что если мы из Черемшан-горы начнем выпиливать такие пластины — метров пятнадцать длиною, полтора метра шириною? И там, где берега канала размыла вода, обложим такими плитами. А? Каково? — отняв от глаз бинокль, весь светясь улыбкой, проговорил Николай Кораблев.

Аким Морев молчал, сбитый таким неожиданным предложением. Он уверовал в мысль академика — укрепить размытые берега матами. Там, где прорвалась старая, древняя река, конечно, крепить бетоном. А тут — новое.