Волга родная: Сказки народов Башкирии, Татарии и Чувашии

Хвост мой, как сноп ржаной,
Машу я хвостом и рычу:
«Бялеши мои отдай Не то на куски разорву,
Не то на куски разорву!

»

Услышала Гульчечек голос убыр — совсем оробела, не знает, что и делать. Оглянулась она по сторонам. Туда посмотрела, сюда посмотрела — увидела круглую полянку, а на полянке маленькое озеро. Стала Гульчечек просить:

Озеро серебряное, полноводное!
Догоняет меня старуха-убыр.
Спрячь поскорей меня, озеро!
Укрой поскорей меня, озеро

!

Пожалело озеро Гульчечек. Взволновалось, выплеснулось из берегов, окружило то место, где Гульчечек стояла, оградило её от убыр глубокой водой.

Всю ночь выла старуха-убыр, всю ночь царапала когтями камни на берегу озера, а добраться до Гульчечек так и не могла.

Как только занялась утренняя заря, побежала убыр от озера в темный лес.

Тут озеро взволновалось, отхлынуло в сторону, на свое прежнее место, и Гульчечек вышла на сушу.

Поблагодарила она озеро за приют и поспешила дальше.

Шла она, шла. Вот и утро пришло, и день миновал, и снова вечер настал. Вышла Гульчечек к опушке леса. Отсюда и родная деревня видна. Думала Гульчечек, что беда уже прошла, но не тут-то было!

Злая убыр обернулась опять волком, бежит по пятам, совсем догоняет, вот-вот схватит… А сама воет:

Хвост мой, как сноп ржаной,
Машу я хвостом и рычу:
«Бялеши мои отдай —
Не то на куски разорву,
Не то на куски разорву!

»

Испугалась Гульчечек. Куда деться? Куда спрятаться?… Оглянулась она по сторонам. Туда посмотрела, сюда посмотрела — увидела на краю поля высокую березу. Забралась поскорее на самую верхушку, села на ветку и сидит.

А убыр подбежала и стала когтями подрывать корни у березы. Сама от злости воет и рычит.

«Неужели погубит меня злая старуха-убыр? — думает Гульчечек. — Неужели не увижу я больше мать, отца?…»

Тут подлетел скворец и сел на вершину березы. Стала Гульчечек просить его:

Черноглазый скворушка,
Чернокрылый скворушка!
Возьми волосок из моей косы,
Моим родным его отнеси,
Отнеси поскорее, скворушка

!

Вырвала Гульчечек два волоска из косы и подала их скворцу. Схватил скворец волоски и полетел к дому Гульчечек, к её матери, отцу. Прилетел и повесил волоски на ворота.

Вышел тут к воротам старший брат Гульчечек, увидел волоски и говорит:

— Это мой конь терся гривой о ворота и свои волоски оставил.

Снял он волоски и натянул их вместо струн на свою скрипку.

— Дай-ка я попляшу да на скрипке поиграю! — говорит его жена.

Взяла она скрипку и только притопнули ножкой, только коснулась струн, как запели струны голосом Гульчечек:

Плясовую не играй:
Поясница болит.
Ножками не топай:
Головушка болит!

Удивилась жена брата:

— Ой, вы только послушайте: скрипка человечьим голосом поёт! Не велит плясовую играть, не велит ножками топать!

Взял брат скрипку в руки. Не успел струны тронуть, как скрипка сама запела голосом Гульчечек:

Не тронь, не тронь, братец:
Голова болит.
Не щипли ты струны:
Волосы болят!..
На опушке леса белая береза,
На её вершине Гульчечек.
У корней березы воет злая убыр.
Корня подрывает,
Гульчечек погубит.
Не играй ты, братец, скрипку отложи,
На опушку леса ко мне поспеши!

Не стал брат раздумывать, взял тяжелую дубину, вскочил на коня и помчался на опушку леса.

А убыр уже подрыла корни у березы. Шатается, качается береза — вот-вот упадет!

Подскакал брат к старухе-убыр, ударил её своей тяжелой дубинкой. Упала злая убыр и крикнуть не успела. Брат снял Гульчечек с березы, посадил на коня и привез домой, к отцу, к матери.

Обрадовалась мать, обрадовался отец. Стали они жить все вместе дружно и счастливо.

Я у них был — вчера пошёл, сегодня вернулся, чаю с медом напился, пирогов наелся.

АЛПАМША И СМЕЛАЯ САНДУГАЧ

В давние времена жил на свете молодой пастух по имени Алпамша. Не было у него ни родных, ни друзей, пас он чужой скот и дни и ночи проводил со стадом в широкой степи.

Однажды ранней весной нашел Алпамша на берегу озера больного гусенка и очень обрадовался своей находке. Выходил он гусенка, выкормил его, и к концу лета маленький гусёнок превратился в большого гуся. Вырос он совсем ручным и не отходил от Алпамши ни на шаг.

Но вот настала осень. Гусиные стаи потянулись к югу. Однажды гусь пастуха пристал к одной стае и улетел в неведомые края. И остался Алпамша опять один.

«Я его выходил, я его выкормил, а он без жалости покинул меня!» — с грустью подумал пастух.