Воля богов!

— Папа, ты слишком мало видишь смертных. Я с ними в последнее время постоянно имею дело. Веры, почтения к нам у них почти не осталось. Они уже решаются нападать на богов, они видели нашу кровь и знают, что нас можно ранить. И их очень много. До сих пор им просто не приходило в голову объединиться против нас, но если они это сделают, то нам не устоять. А если впереди их войска пойдёт неуязвимый Ахилл…

Зевс пожал плечами:

— Ну и воображение у тебя, сынок! По-твоему, я должен бояться Ахилла? Этого капризного мальчишки? Он даже с Агамемноном справиться не смог.

— Сам по себе он, может быть, и не опасен, но если им возьмётся руководить какой-нибудь честолюбивый бог…

— Фетида, что ли? Ну да, она злится, что я выдал её замуж за смертного, и идейки дурацкие у неё в голове бродят, но она слишком боится за своего сынка. У неё не хватит ни смелости, ни ума.

— Не обязательно Фетида. Кстати, ты не знаешь, чем сейчас занимается Прометей? Этот ради власти ни перед чем не остановится. Да и среди смертных он очень популярен — не зря он с ними так заигрывал.

Зевс слегка поморщился:

— Прометей мелкий интриган. Он своё получил и больше не сунется. Я приказал Гераклу его освободить, и чем он теперь занимается, меня не интересует. Смертные за ним не пойдут: они знают, к чему это приводит. Жили же они раньше счастливо: без горя, без болезни, без смерти. А потом явился Прометей со своими дурацкими призывами, и что теперь люди после этого имеют? Конечно, среди них всегда найдутся такие, что всем пожертвуют ради красивого лозунга, но их, к счастью, не много. Твой сын Асклепий как раз был таким идеалистом. Надеюсь, несколько лет в преисподней чему-то его научили и он понял, что делать можно, а что нельзя. Смертные должны умирать, врачи должны помогать им в этом, а бессмертие — удел богов. Асклепий этого не понял и был наказан. Но в царстве Аида он вёл себя хорошо, Аид о нём положительно отзывается. Я думаю, Асклепия можно простить. На ближайшем собрании я поставлю вопрос об обожествлении. Заберём его из преисподней: он нам на Олимпе нужен. Некоторые боги в последнее время, как ты заметил, получили травмы, а у нас и перевязать толком никто не умеет. Будет богом медицины. Думаю, эта новость должна тебя порадовать.

— Благодарю, — с поклоном ответил Аполлон.

— Не за что. Карать провинившихся и прощать раскаявшихся — моя прямая обязанность. Сам-то ты раскаиваешься, заговорщик паршивый?

Аполлон покорно опустил голову и тихо сказал:

— Раскаиваюсь.

— Это хорошо. Геру я уже простил, и тебя тоже, может быть, прощу. Испытаю и прощу. Дам тебе задание. Выполнишь — вернёшься на Олимп.

Аполлон изобразил на лице почтительность и внимание.

— А задание будет такое, — медленно и задумчиво заговорил Зевс, — оно как раз касается Ахилла. Знаю, что ты его не любишь, знаю, что он убил твоего сына и угрожал тебе. Потому и даю тебе такое испытание, чтобы проверить, насколько ты стал покорным. Фетида за сына опасается. Предчувствие у неё. А я дал ей слово защитить его от опасности. Вот и задание: позаботься о безопасности Ахилла.

Аполлон пожал плечами:

— Он и так в безопасности. Он неуязвим.

— Какой же ты всё-таки шарлатан! Морочишь людям головы в своём дельфийском прорицалище, даёшь невнятные советы, прогнозы, которые всегда можно повернуть хоть так, хоть по-другому, а сам-то ничего не знаешь! Не так уж он и неуязвим. Фетида, правда, хотела сделать его неуязвимым — в печь Гефеста опустила, но сама она обжечься боялась, держала его за правую ногу и её-то в огонь и не опустила. Так что правая нога в самом низу у него очень даже уязвима. Этого никто не знает — даже Гермес не обратил внимания, хотя это при нём было. Да и Фетида от волнения не заметила свою оплошность и ни о чём не догадывается. Но тебе-то, всезнайка, стыдно про своего врага такое не знать.

— Ах вот оно как, — пробормотал Аполлон.

Зевс нахмурился:

— Но ты сам не вздумай этим воспользоваться. Моё слово крепкое. Если с Ахиллом по твоей вине что случится — в Тартаре сгною!

— Я всё понял, — задумчиво произнёс Аполлон.

Гром прогремел среди ясного неба, молния озарила Олимп, и без того ярко освещённый заходящим солнцем.

— Ничего ты не понял! — повысил голос Зевс. — Усвой наконец, если рабство тебя ничему не научило: не твоё дело меня понимать! Твоё дело слушать и повиноваться.

— Слушаю и повинуюсь, — покорно склонившись, ответил Аполлон и, медленно пятясь, покинул Олимп.

Когда он ушёл, Зевс удовлетворённо потянулся и огляделся. Взгляд его остановился на ясновизоре. Экран был потушен, и в меди щита, как в зеркале, отразился могучий седой старик с окладистой бородой и всклокоченными волосами. В руке он держал сверкающий молниями перун, ноги его исчезали в тумане облака. Громовержец удовлетворённо кивнул своему отражению и пригладил волосы.

«Бог-одиночка, — подумалось ему. — Бог без лица… Ну уж нет, лицо у бога быть должно. Такое вот лицо».

Налюбовавшись собой, он включил ясновизор и велел показать Ахилла.