Воля богов!

— Дура неугомонная! — добавил он. — Трепуха бессмертная! Во всё ей соваться надо. И где ж такое видано, чтобы мать воина в бой сопровождала! Вон у Тлеполема Зевс-громовержец дедушка. Ну давайте теперь он дедушку с собой притащит! Превратила армию в детский сад, и слова ей не скажешь — обернётся рыбой, и поминай как звали. А только отвернёшься — она снова тут как тут. Гадит за спиной, пораженческие настроения распускает, сынку своему на мозги капает. И уж непонятно, я тут командир или эта вертихвостка. Поймаю когда-нибудь — уху из неё сварю!

Послышался кашель. Это взял слово Нестор — царь Пилоса, старейший из всех греческих командиров. Ни один грек не знал, сколько ему лет: тому числу, какое он сам называл, никто не верил, а когда он родился, никто не помнил. По его же словам, он всех нынешних царей в колыбели качал и даже помнил, как его собственный отец учился ходить. В бою от него вряд ли мог быть толк, но он утверждал, что не пропустил ни одной войны за всю историю Эллады, и вовсю храбрился, говоря, что старый конь борозды не испортит, а молодые нынче всё равно воевать как в старые времена не умеют, так что и он — в старину богатырь знатный — на что-нибудь ещё сгодится. Польза от него, впрочем, была: на любой случай у него была в запасе интересная история из жизни, рассказывать их он умел хорошо, и с ним было не скучно долгими походными вечерами.

— Ты, Агамемнон Атреевич, командир, конечно, выдающийся и в разных предметах толк знаешь, но в гневе иной раз забыться можешь и слова такие говоришь, какие знаменитому полководцу говорить не следует. Можно иной раз крепкое слово сказать о подчинённом, а то и о начальнике — я сам в своё время этим часто грешил. Был, например, случай, о котором я сейчас рассказывать не буду, поскольку время неподходящее и к пустой болтовне не располагающее. В такое время надо кратко свои мысли выражать, что я сейчас и сделаю. Так вот, негоже, Агамемнон Атреевич, о богах такие слова говорить, как если бы они нам, смертным, подобны были. Они, боги, не нам чета. Они нас во всех отношениях превосходят: они мир сотворили и всем в нём правят, от них всякий порядок на земле пошёл, а если какие их поступки нам непонятны, так это только по скудоумию нашему. Значит, нам это понимать и не положено. Вот взять, к примеру…

— Да что ты такое говоришь, Нестор Нелеевич! — перебил его Агамемнон. — Это Фетида-то мир сотворила?! Не смеши меня — она и кашу варить не умеет! Какая она, к аидовой матери, богиня?! Обычная нимфа, каких на любом болоте пара дюжин. А гонору и впрямь будто только что с Олимпа спустилась!

— Это ты, конечно, Агамемнон Атреевич, верно говоришь. Нимфа она — с этим не поспоришь, но нимфа необычная. На её свадьбе сам громовержец Зевс Кронович со всеми богами гулять изволили. И что за свадьба была, скажу я вам! Сейчас таких не то что на земле — на Олимпе не празднуют. Перемен блюд было десятка два, и что ни кушанье — язык проглотишь. Кто там только тосты не говорил! А подарки какие дарили! Те доспехи, что сынок Фетидин, Ахилл Пелеевич, сейчас носит, батюшка его, Пелей Эакович, в подарок от богов на той свадьбе получил. Вот какая это была свадьба! А доспехи-то знатные. Такие сейчас нигде больше не найдёшь. Сам Гефест Зевсович, бог искуснейший, в своей кузне на Лемносе ковал. Вы видели, какая тонкая работа! Какой материал, какая чеканка! Разве людям по силам такие создать?! Нет, на такое только бессмертные боги способны. А копьё его вы видели?! А коней?! Божественные кони, бессмертные. Только хозяина слушаются — любого другого на месте разорвут…

Одиссей решительно подхватил копьё и щит и бодрым шагом двинулся на нос корабля.

— Ладно, — бросил он на ходу. — Пойду сам десантироваться, раз никто не хочет.

От неожиданности даже Нестор замолчал, прервавшись на полуслове.

— Я тебя никогда не забуду! — крикнул вслед Одиссею Агамемнон. — Жену, сына озолочу, как с войны вернусь! — И, обращаясь к оставшимся, с восхищением сказал: — Вот это я называю истинным героизмом! Жизни не пожалел, на верную гибель пошёл ради общего дела!

— На гибель пошёл? Как же! — скептически усмехнулся Паламед. — Или ты не знаешь Одиссея! Чтоб этот жизнью пожертвовал! Разве что чужой. Сейчас наверняка спихнёт кого-нибудь на берег.

Между тем корабли подошли к самому берегу. Троянцы уже подготовились к высадке греков и ждали их во всеоружии. Тучи стрел и камней обрушились на бойцов, собравшихся на носах кораблей, но не решавшихся вступить в схватку с врагами. Подрывная деятельность Фетиды дала результаты: многие греки уже были ранены, были и такие, кто погиб, так и не ступив на троянский берег. Так что, как ни интересен был рассказ старика Нестора о свадьбе Фетиды, слушать его было некогда — надо было срочно принимать меры, чтобы первый день троянской войны не стал последним.

Одиссей протолкался на нос корабля, осмотрелся, лихо сбросил на берег свой щит, громко на весь флот закричал:

— Эх, была не была, двум смертям не бывать, а одной не миновать! За мной, ребята! Ура! — И соскочил с корабля.