Воля дракона. Современная фантастика Польши

– Я всегда хотел убраться из этого места, но мне и в голову не могло прийти, что это произойдет таким вот образом.

– А ведь было неплохо, – чуть ли не плача ответил Шарк.

– Да, братишка. Теперь и я это понял. Нам тут было не так уж и плохо.

Тучи висели низко, солнце – еще ниже. Сгущались сумерки.

– Идем.

И они тронулись в путь.

Первым шел человек в черном костюме и скрипучих башмаках. На белой, выглаженной рубашке гордо светился Трикрыл в терновом венце.

За ним шагал андроид, он нес на древке огромный, увеличенный в правильной пропорции знак крылатого бога. Временами он спотыкался, но тут же восстанавливал равновесие и упорно двигался дальше.

Они шли, а их тени медленно удлинялись.

Они шли в Авалон.

Чтобы обратить его.

И если глядеть со стороны на их сутулые силуэты, то создавалось впечатление, что они идут не сами по себе, а за кем-то следуют.

Перевел Евгений Дрозд

День греха Марек Баранецкий

Мощенный плиткой пол костела тонул в полутьме. Адам смотрел на него пристально, склонив голову. Он боялся.

Как всегда, когда предстояло взглянуть в глаза правде. После можно будет вернуться к обычной жизни и ее законам. А тут, сейчас?..

Приспела его очередь. Он подошел к исповедальне, поставил до того оттягивавший руку портфель на пол. Опустил колени на скамеечку, приблизил голову к решетке.

– Во славу Иисуса Христа!

Собственный голос показался ему ненатуральным.

– На веки веков.

Чувствовалось, исповедник готовится к тяжелому разговору.

– Следующая исповедь случится только через два года. И не по доброй воле… она будет вынужденная.

– Почему? – Ксендз говорил слишком тихо, и Адам с трудом улавливал смысл его слов.

– Она будет перед свадьбой.

– Почему она окажется подневольной?

– По желанию будущей жены, беременной.

Исповедник взглянул вверх, призадумался.

– Она захочет обезопасить себя и своего ребенка, – сообщил Адам.

– А ты… пожелаешь ее?

– Я не заглядывал мысленно так далеко. Не знаю даже, что буду чувствовать.

– Тебе хотелось бы убрать эту ситуацию из памяти?

– Да.

– По какой причине?

– Из эгоизма.

Взглянув на разделявшую их решетку, ксендз прикрыл ладонью рот и тихо откашлялся.

– Говори.

Адам вынул из кармана листок и развернул его перед глазами.

– Не желая путать очередность, я записал грехи по заветам.

– Записал, чтобы воспользоваться самой легкой дорогой, – вздохнул исповедник. – Впрочем, она твоя.

Адам ощутил на лице жар стыда. Прикусив губу, он решил не затягивать неприятный момент.

– Имею перед собой иного бога. Идею. У меня этап продвижения к концепции безличностного бытия мира. Вижу, скоро стану последователем новой идеи, которая приведет меня в лагерь приверженцев борьбы с креационизмом. Она станет для меня новым богом.

– Когда это случится?

– Вижу снег. Будет зима. Думаю, следующая.

– Что тогда будешь чувствовать?

– Удовлетворение, поскольку нашел смысл жизни. Избавлюсь от осознания, что все окружающее предопределено от начала до конца.

– Раскаиваешься в своих мыслях?

– Не сейчас. В далеком будущем – буду. Вижу себя стариком, сожалеющим, что пошел этой дорогой.

Адам передвинул в ладонях бумажку и прищурился. Из-за тусклого освещения буковки можно было разглядеть с трудом.

– Упоминаю каждый день и стану упоминать имя Господне всуе. Даже когда перестану в Него верить.

– О да. Без передышки, – подтвердил исповедник. – Не задерживайся на этом. Рассказывай дальше.

– В святой день по-настоящему никогда не праздную. И не стану.

– Так, – поторопил исповедник.

Адам понимал почему. Главное знал с первой минуты.

– С матерью и отцом. Ксендз, видите…

– Нет желания – скажи, что уходишь. Не за тем встал на колени, чтобы я трудился за тебя. Поведай, что учинишь. Иначе исповедь не зачтется.

Голос исповедника был твердым, уверенным, он словно пригнул Адама до земли. Не нашлось у него силы противиться.

– Они заболеют, а я не стану им помогать.

– Как это получится?

– Я буду отговариваться неотложными обстоятельствами. Заграничными командировками и отсутствием денег.

– А их будет не хватать?

– Нет.

– Что они на это?

– Надеются сейчас, что мои мысли изменятся. На мое понимание… любовь к ним.

– И как?

Адам замолчал. Он узрел собственное самодовольство, осознал, что серьезно к той проблеме в будущем и не приготовился. Увидел, как не отвечает на их телефонные звонки. А когда ему позвонит женщина из социальной службы, устроит ей скандал. Назовет ее лентяйкой, охотницей за халявными деньгами. Увидел, как прервет разговор.

– Мать меня простила, отец – нет. И никогда этого не сделает.

– Станешь ли ты с этим бороться?

Адам почувствовал огромную печаль, ощутил болезненные угрызения совести.

– Сейчас намерен, и очень серьезно… Однако знаю, ничего не получится. Вижу, мои мысли тогда станут иными.

– В первый раз чувствую твое раскаяние. Перейди далее.

Поскольку буквы исчезали за сгибом бумаги, Адам повернул лист, придержал его другой рукой.

– К счастью, никого убивать не стану. Лично.

– Гордыней грешишь, – тотчас отметил исповедник. – Только этого и не делал, а чувствуешь себя словно получил отпущение. Уверен в своем праве?