Воля к истине - по ту сторону знания, власти и сексуальности

13 С творчеством таких писателей, как {i}Жорж Батай, Морис Бланшо, Рене Шар, Самюэл Беккет{/i} Фуко познакомился в начале 50-х годов; в начале 60-х к ним добавится {i}Пьер Клоссовски.{/i} Значение этой встречи для Фуко трудно переоценить. До самого конца 60-х годов Фуко постоянно цитирует этих авторов, комментирует и анализирует их творчество; он буквально "пропитывается" их темами и особым взглядом на вещи: "в то время я мечтал быть Бланшо",- скажет он позже (цит. по: {i}Eribon,{/i} р.79). Он пишет о {i}Малларме{/i} и {i}Флобере, Жюле Верне{/i} и {i}Реймоне Русселе{/i} (последнему посвящена книга, вышедшая в 1963 году), о {i}Роб-Грийе{/i} и других писателях "нового романа"; чрезвычайно важные для понимания идей самого Фуко работы написаны им о Батае ("Preface a la transgression", 1963) и о Бланшо ("La Pensee du dehors", 1966). Эпиграфы из Шара сопровождают многое из написанного Фуко: от "Введения" к работе Бинсвангера {i}Le Reve et l'Existence{/i} 1953 года до двух его последних книг, вышедших в 1984 году в год его смерти. В "Предисловии" к {i}Истории безумия{/i} (1961) есть даже такое "признание": "Что касается правила и метода, я придерживался только одного - того, что содержится в одном из текстов {i}Шара{/i} и где может быть вычитано также определение истины, наиболее насущное и наиболее сдержанное: "Я снимал с вещей то обманчивое впечатление, которое они производят, чтобы уберечься от нас, и оставлял им ту часть, которую они нам уступают"" ({i}Histoire de la folie,{/i} 1961, p.XI). Эти же авторы, наряду с {i}ХайЗеггером,{/i} окажутся для Фуко "проводниками" к {i}Ницше,{/i} о чем он впоследствии будет неоднократно говорить. С Ницше Фуко встречается в 1953 году, и это радикальным образом изменяет его судьбу как философа.

{i}409{/i}

при этом было то, что для этих людей, которые не были философами по профессии, ценность имело только то, что связано с личным опытом, и именно это, подчеркивает Фуко, "было их проблемой, а не построение системы" ({i}Dits et ecrits,{/i} t.IV, p.43). Но и само понимание {i}опыта{/i} у этих авторов было радикально иным, нежели в феноменологии или экзистенциализме. Именно в рамках этого понимания опыта будет развертываться у Фуко критика и преодоление феноменологической традиции, именно оно выступит в конечном счете трамплином, который позволит ему "оторваться", как он сам говорил, от традиции, внутри которой он был воспитан. Позволим сказать об этом самому Фуко: "Опыт феноменолога- что это такое? Это определенный способ устанавливать рефлексивный взгляд на пережитое, которое, в некотором роде, может быть неважно каким, может быть преходящей повседневностью. Факт встречи с другом, тот факт, что перед твоими глазами - дерево. Посмотрите на все эти пережитые опыты, к которым апеллировала феноменология, - это опыты неважно кого или неважно чего, повседневность в ее преходящей форме. И для феноменологии речь идет о том, чтобы ухватить, что это за значения, чтобы проделать некоторую работу- рефлексивную работу, которая позволяла бы ухватывать значения, действительно подвешенные в пережитом.

Для людей вроде Ницше, вроде Батая или Бланшо проблема совершенно в другом: опыт - это, напротив, попытаться достичь такой точки жизни, которая была бы возможно ближе к тому, что нельзя пережить. Что, стало быть, здесь требуется, - это максимум интенсивности и максимум невозможности. Тогда как опыт, феноменологическая работа состоит, напротив, в том, чтобы размещать в поле возможного, чтобы развертывать все поле возможностей, связанное с повседневным опытом.

Во-вторых, в феноменологии пытаются ухватить значение этого повседневного опыта для того, чтобы обна

{i}410{/i}

ружить то, в силу чего субъект, каков я есть, действительно - в своих трансцендентальных функциях - есть основоположник этого опыта и этого значения; тут действительно есть выявление субъекта постольку, поскольку он есть основоположник. Тогда как у Ницше, у Батая или у Бланшо {i}опыт -{/i} это опыт, функция которого, в некотором роде, - вырывать субъекта у него самого, делать так, чтобы он больше не был самим собой, или чтобы он был совершенно иным, нежели он есть, или чтобы он был приведен к своему уничтожению или к своему взрыванию, к своей диссоциации. Это предприятие, которое десубъективирует.

Идея некоторого {i}опыта-предела{/i} [experience-limite], функцией которого является вырывать субъекта у него самого, - именно это и было для меня важным в чтении Ницше, Батая и Бланшо; и именно это привело к тому, что какими бы академичными, учеными и скучными ни были книги, которые я написал, я всегда писал их как своего рода {i}прямые опыты,{/i} опыты, функция которых - вырывать меня у меня самого и не позволять мне быть тем же самым, что я есть" ({i}Dits et ecrits,{/i} t.IV, p.43).