Воля к смыслу

Раз логотерапевт не предписывает смысл, он должен уметь хорошо описывать его. Я имею в виду описание того, что происходит в человеке, когда он чувствует в чем-то смысл, не апеллируя при этом к уже имеющимся моделям интерпретации. Короче, наша задача заключается в проведении феноменологического исследования непосредственных данных опыта повседневной жизни. Феноменологический метод предполагает, что логотерапевт может расширить поле видения своего пациента понятиями смыслов и ценностей, наметив их всеобъемлющие контуры. По мере роста осознания может наконец открвггвся, что в жизни до самого последнего ее момента всегда есть смысл. Благодаря феноменологическому анализу человек обнаруживает, что его жизнь наполнена не только смыслом дел, работы, творчества, но также его чувствами, взаимодействием его с истиной, добром и красотой мира, его взаимодействиями с другими, с людьми, обладающими уникальными качествами. Понять дру-гого человека как неповторимого — значит полюбить его. Но даже в ситуации, когда человек больше не может ни восприниматв, ни творить, он по-прежнему может наполнитв смыслом свою жизнь. Именно перед лицом судьбы, когда бытие сталкивается с безнадежной ситуацией, человеку дается последняя возможность обретения смысла — сознания высшей ценности, глубочайшего смысла, — смысла страдания[9].

Давайте подведем итоги. Жизнь можно сделать осмысленной тремя способами: во-первых, через то, что мы даем жизни (ходе нашей созидательной работы); во-вторых, через то, что бы мы берем от мира (пользуясь его благами); и в-третьих, через занимаемую нами позицию в отношении судьбы, которую уже нельзя изменить (в случае неизлечимой болезни, неоперабельного рака и т. д.). Как бы то ни было, человек не избавлен от того, чтобы сталкивается со своей ограниченностью, которая включает то, что я называю трагической триадой человеческого бытия, а именно, — болью, смертью и виной. Под болью я имею в виду страдание; две другие составляющие трагической триады представляют собой двойственный факт человеческой смертности и неизбежности ошибок.

Акцентирование этих трагических аспектов человеческой жизни не является чрезмерным, как это может показаться на первый взгляд. В частности, страх старости и смерти является весьма распространенным в современной культуре, и Эдит Уейскопф-Джоелсон, профессор психологии, утверждает, что логотерапия помогает противостоятв этим исключительно распространенным тревогам американцев. Я считаю — и это является принципом логотерапии, — что ограниченность жизни нисколько не принижает ее смысловую наполненность. То же касается неизбежности ошибок. Поэтому нет нужды подкреплять позицию бегства наших пациентов от реальности трагической триады бытия.

А сейчас давайте вернемся к теме страдания. Вы уже могли слышать историю, которую я так люблю рассказывать своей аудитории, потому что она очень хорошо «проясняет смысл страдания». Пожилой доктор в Вене обратился ко мне за помощью — после смерти своей жены он никак не мог избавиться от преследовавшей его жестокой депрессии. Я спросил его: «Что бы случилось, доктор, если бы вы умерли первым, и ваша жена пережила бы вас?» На что он ответил: «Это было бы ужасно для нее; как же она должна была бы страдать!» Я сказал: «Как видите, доктор, она смогла избежать этого страдания, и именно вы избавили ее от страдания, но теперь вы должны жить и оплакивать ее». Старик внезапно увидел свое горе в новом свете и стал по-другому оценивать свои страдания, они приобрели для него смысл в той жертве, которую он приносит ради жены.

Даже если эта история знакома вам, вы не знаете, как прокомментировал ее один американский психоаналитик несколько месяцев назад. Выслушав историю, он встал и сказал: «Я понимаю, что вы хотите сказать, доктор Франкл; однако если мы будем исходить из того факта, что ваш пациент так глубоко страдал от смерти своей жены, потому что бессознательно он всегда ненавидел ее...»

Если вам интересна моя реакция, я сказал: «Прекрасно, после того, как пациент пролежал на вашей кушетке пятьсот часов, вы промываете ему мозги и внушаете ему веру в то, о чем он должен сказать, — да, доктор, вы правы, я всю жизнь ненавидел свою жену, я никогда не любил ее...» Я сказал ему также:

«Вы преуспели в том, чтобы лишить старика драгоценного сокровища, которым он все еще обладал, — его идеального брака, который он создал, их истинной любви... в то время как я преуспел в том, чтобы за одну минуту существенно изменить его состояние, принести ему облегчение».