Воля к власти. История одной мании величия

29. Если мы, руководствуясь инстинктом общественности, создаем правила и запрещаем известные поступки, то мы запрещаем, само собой, не известный вид «бытия», не «образ мыслей», а только определенное направление этого «бытия», известный способ применения на практике этого «бытия», этого «образа мыслей» — но тут является на сцену идеолог добродетели, моралист и говорит: «Господь читает в сердцах!.. Что в том, что вы воздерживаетесь от определенных поступков, от этого вы не делаетесь лучше!» Ответ: «Милостивый государь, длинноухий поклонник добродетели, мы ничуть не хотим быть лучше, мы очень довольны собой, мы не хотим только причинять друг другу вреда, — и поэтому мы запрещаем известные поступки в известном отношении, именно по отношению к нам самим, тогда как мы не нахвалимся этими поступками, когда они направлены против врагов общества, например, против вас. Мы воспитываем наших детей в этом направлении, мы прививаем им эту точку зрения. Если бы мы преисполнились этим „богоугодным“ радикализмом, как рекомендует нам ваше святое сумасбродство, если бы мы были настолько наивны, чтобы осудить вместе с упомянутыми поступками и их источник — „сердце“, „образ мыслей“, то это равносильно было бы осуждению самого нашего существования, а вместе с ним — осуждению его верховной предпосылки — образа мыслей, сердца, страсти, которые мы чтим высшими почестями. При помощи наших законов мы пресекаем для этого образа мыслей возможность прорываться в ненадлежащих формах и искать новых путей, мы поступаем благоразумно, когда мы предписываем себе такие законы, мы вместе с тем остаемся нравственными… Догадываетесь ли вы, хотя бы в отдаленной степени, каких жертв это нам стоит, сколько самоукрощения, самопреодоления, суровости по отношению к самим себе нужно для этого. Мы необузданы в наших желаниях, бывают минуты, когда мы готовы пожрать друг друга. Но „чувство общности“ одерживает верх над нами: заметьте же себе это — это почти определение нравственности».

30. Слабость стадного зверя создает совершенно такую же мораль, как слабость декадента: они понимают друг друга, они вступают в союз (большие религии декаданса всегда рассчитывают на поддержку со стороны стада). Все болезненное само по себе чуждо стадному животному, оно само по себе последнее неоцененно; но будучи неспособно управлять собой, оно нуждается в «пастыре» — это прекрасно понимают священники. Государство недостаточно интимно; не родное; «руководство совестью» ускользает от него. В каком отношении стадному животному прививается священниками болезненность?

31. Ненависть к телесно и духовно привилегированным: восстание безобразных, неудавшихся душ против красивых, гордых, бодрых. Их средство заподозривание красивого, гордого, радостного; «не существует никаких заслуг», «опасности громадны — мы должны трепетать и чувствовать себя плохо», «естественность есть зло — нужно бороться с природой! Также и с разумом» (противоестественное как высшее).

И опять в роли эксплуатирующих это состояние и привлекающих «народ» на свою сторону являются представители религий. «О грешнике» более радуется Бог, чем «о праведнике». В этом борьба против «язычества» (угрызение совести как средство разрушения душевной гармонии).

Ненависть средних к исключениям, стада — к независимым (обычай, как подлинная «нравственность»). Поворот в сторону борьбы против «эгоизма». Ценным объявляется только то, что — «для другого». «Мы все равны», против властолюбия; против властвования вообще; против привилегий; против сектантов, свободомыслящих, скептиков; против философии (как противоречащей «инстинкту орудия и углов»); у самих философов «категорический императив», моральная природа объявляется «всеобщей и вездесущей».

32. Одобряемые состояния и наклонности: мирный, славный, умеренный, скромный, почтительный, тактичный, храбрый, целомудренный, честный, верный, верующий, прямой, доверчивый, преданный, сострадательный, готовый помогать, добросовестный, простой, мягкий, справедливый, щедрый, снисходительный, послушный, бескорыстный, независтливый, добрый, трудолюбивый.

Следует различать: насколько такие свойства развиваются как средства к осуществлению определенной воли и цели (часто «злой» цели): или как естественные следствия какого-нибудь доминирующего аффекта (напр., духовность); или как выражение нужды, то есть: условие существования (пример: гражданин, раб, женщина и т. д.).

Summa: все эти свойства, взятые вместе, ощущаются как «хорошие» не ради них самих, а применительно к масштабу «общества», «стада», как средство к достижению целей этих последних, как нечто необходимое для их сохранения и процветания и в то же время как следствие подлинного стадного инстинкта в отдельном индивиде; таким образом — на службе у некоего инстинкта, который по существу отличен от этих состояний добродетели. Ибо стадо по отношению к внешнему миру враждебно, корыстолюбиво, безжалостно, исполнено властолюбия, недоверия и т. д.

Антагонизм сказывается в лице «пастыря»: в нем должны совмещаться противоположные друг другу свойства стада.