Воля к власти. Опыт переоценки всех ценностей

857. Я различаю между типом восходящей жизни — и другим, типом распада, разложения, слабости. Неужто ктото думает, что вопрос о рангах между ними вообще может стоять?

858. Твой ранг решает то количество могущества*, которое есть ты; остальное — трусость.

859. [Преимущество отстояния от своего времени.] Поставлен в стороне, против обоих движений, против индивидуалистской и коллективистской морали, — ибо и первая тоже не знает иерархии рангов и норовит дать одному ту же свободу, что и всем. Мысли мои вертятся не вокруг степени свободы, которую следовало бы предоставить тому или иному, но о степени власти, которую тот или иной над другими или над всеми должен осуществлять, то есть насколько определённое жертвование свободой, даже порабощение, даёт базу для возникновения высшего типа.

Если мыслить в самых крупных масштабах: как пожертвовать развитием человечества, дабы помочь появлению на свет высшего, чем человек, рода?

860. О ранге. Ужасное следствие «равенства»: в итоге каждый будет полагать, что имеет право на решение любой проблемы. И всякой иерархии рангов придёт конец.

861. Необходимо объявление войны высших людей — массе! Повсюду сплачивается посредственность, норовя провозгласить своё господство! Всё, что размягчает, ослабляет волю, требует уважать «народ» или «женственность», — всё это действует на пользу всеобщего избирательного права, то есть ведёт к господству человека низшего порядка. Но мы проведём репрессии и вытащим всё это барахло (которое в Европе завелось вместе с христианством) на свет и на суд.

862. Надобно учение, достаточно сильное, чтобы действовать как средство отбора: укрепляя крепких, расслабляя, парализуя, ломая тех, кто утомлён жизнью.

Уничтожение опустившихся рас. Упадок Европы. — Уничтожение рабских ценностей. — Господство над всей Землёй как средство зачинания нового типа. — Уничтожение тартюфства, именуемого «моралью» (а с ним и христианства как истерического вида честности: Августин, Беньян*). — Уничтожение всеобщего избирательного права: то есть системы, в силу которой самые низкие натуры предписывают себя в качестве канона и закона натурам высшим. — Уничтожение посредственности и уважения к посредственности. (Односторонних, отдельных — народы, например, англичан, устремить к полноте природы посредством спаривания противоположностей: сюда же смешение рас). — Новое мужество — никаких априорных истин (таковых взыскуют привыкшие к вере!), но свободное подчинение господствующей мысли, для которой пришло время, например, время как свойство пространства и т. д.*

[2. Сильные и слабые]

863.Понятия «сильный и слабый человек» сводятся к тому, что в первом случае унаследовано много сил — такой человек есть сумма; во втором — ещё мало — недостаточное унаследование, раздробление унаследованного. Слабость может быть и начальным феноменом: «ещё мало»; или конечным феноменом — «уже недостаточно».

Точка приложения, где нужна большая сила, где надо силу расходовать: масса как сумма слабых реагирует медленно... — противится многому, для чего она слишком слаба... от чего она не видит для себя пользы; не творит, не движется вперёд...

Это всё против теории, которая отрицает сильных индивидуумов, утверждая, что «всё сделает масса». Это разница как между различными «коленами»: между деятельным человеком и массой может пролегать дистанция в пять поколений — хронологическая разница.

Ценности слабых впереди, потому что их переняли сильные, чтобы с их помощью вести...

864. Почему слабые побеждают. — In summa: у больных и слабых больше со-чувствия, они «человечнее»; в больных и слабых больше духа, они переменчивей, разнообразней, общительней — злобнее: это только больные изобрели злость. (Болезненная ранняя зрелость у больных рахитом, золотухой, туберкулёзом.) Тонкий ум: достояние поздних рас (евреи, французы, китайцы. Антисемиты не могут простить евреям, что у тех столько «духа» — и денег; антисемитизм — синоним «не-преуспевших».)

Больные и слабые были заворожены собою, они интереснее здоровых: юродивый и святой — две самых интересных человеческих разновидности... в самом тесном родстве с ними и «гений». Великие «авантюристы и преступники», как и все люди, а здоровяки в первую голову, какое-то время своей жизни были больны: сильные душевные порывы, страсть власти, любви, мести сопровождались глубокими внутренними помехами... А что касается декаданса: его являет собою в любом смысле почти каждый человек, если не умирает преждевременно, — а значит, он на своём опыте познаёт инстинкты, которые ему, декадансу, свойственны; почти каждый человек половину жизни живёт декадентом.