Воля к власти. Опыт переоценки всех ценностей

876. Наилучший пример тому, сколь далеко заходит неспособность иного плебейского агитатора толпы уяснить себе понятие «высшей натуры», даёт Бокль*. Мнение, против которого он так страстно сражается, — что «великие люди», одиночки, князья, государственные мужи, гении, полководцы суть рычаги и причины всех больших движений, — на самом деле инстинктивно понято им превратно в том плане, как если бы оно утверждало, будто всё существенное и ценное в таком «высшем человеке» именно и заключается в его способности приводить в движение массы, короче, в его воздействии... Но «высшая натура» великого человека заключается просто в его «инако-бытии», в том, какой он непосредственно, во внушаемом им чувстве ранга и дистанции, — а не в каком-то там воздействии, пусть от него хоть весь земной шар сотрясётся.

877. Революция проложила дорогу Наполеону: в этом её оправдание. Сходную цену приходится желать анархистскому обвалу всей нашей цивилизации. Наполеон проложил дорогу национализму: это оговорка не в его пользу.

Ценность человека (отрешаясь от дешёвых критериев моральности и аморальности, ибо этими понятиями ценность человека даже не затрагивается) заключается не в его полезности: ибо он продолжал бы существовать, даже если вокруг него никого бы не было, кому бы он мог принести пользу. И почему не предположить, что от человека, стоящего во главе всего рода человеческого, будут исходить как раз самые вредоносные воздействия: он так высоко, настолько подавляет, что всё вокруг просто гибнет от зависти.

878.Определять ценность человека по тому, чем он другим людям полезен или вреден или во что он им обходится, — это значит ничуть не больше и не меньше, чем оценивать произведение искусства по тем воздействиям, которые оно оказывает. Но этим мы к ценности человека в сравнении его с другими людьми даже не прикоснёмся. «Моральная оценка», покуда она есть оценка социальная, измеряет человека исключительно по его воздействиям. Человек со своим собственным вкусом на языке, окутанный и спрятанный своим одиночеством, человек сам по себе, непосредственно, несообщаемо* — человек непредсказуемый и неисчислимый, то есть человек высшей, во всяком случае, иной породы: как вы хотите его оценивать, когда вы не можете его знать, не можете сравнить?

Моральная оценка повлекла за собой величайшую тупость суждения: человека как такового недооценивают, почти не замечают, ценность его почти отрицается.

Весь итог наивной телеологии: ценность человека — только относительно других людей.

879.Примат морального ставит человеческий дух весьма низко в иерархии рангов: тем самым человек лишается инстинкта особого права, суждения a parte*, чувства свободы, свойственного творческим натурам, «детям бога» (или дьявола). И не важно, проповедует ли он господствующую мораль или определяет своей идеал в сфере критики господствующей морали — он тем самым уже относится к стаду, пусть даже как самая неотъемлемая его часть, как «пастырь»...

880.Замена морали волей к нашей цели*, а следовательно — и к средствам для этой цели.

881.К иерархии ценностей. — Что в типичном человеке посредственно? Что он не признаёт за оборотной стороной вещей её необходимость; что он борется с недостатками, словно без них можно обойтись; что вместе с одним он не хочет принять и другое, — что он типичный характер некоей вещи, или состояния, эпохи, личности норовит замутить и подровнять, признавая и одобряя за объектом только часть его свойств, другие же желая упразднить.

«Желательное» для посредственности — это как раз то, с чем мы, другие, боремся — с пониманием идеала как чего-то, в чём не должно оставаться ничего вредного, злого, опасного, сомнительного, уничтожающего. Наш взгляд на это прямо противоположный: с каждым приростом человека неизбежно прирастает и его оборотная сторона, так что высший человек, если предположить, что такое понятие допустимо, будет таким, чтобы сильнее всего являть собою противоречивый характер сущего, а не прославление и одно только оправдание его... Обычные люди способны представлять собою лишь очень маленький клочок, уголок этого природного характера: они немедленно сойдут на нет, как только начнёт возрастать многообразие элементов и острота противоречий, то есть когда появятся предпосылки для величия человека.

Человеку придётся стать злее и добрей — такова моя формула этой неизбежности...