Близится время, когда нам придется расплатиться
за то, что целых два тысячелетия мы были христианами: мы потеряли устойчивость, которая давала нам возможность жить, мы некоторое время не в силах сообразить, куда нам направиться. Мы стремглав бросаемся в самые противоположные оценки с той степенью энергии, какую всегда возбуждала в человеке такая крайняя переоценка человека.Теперь все насквозь лживо, все – «слово», все спутанно, или слабо, или чрезмерно:
a) делается попытка некоторого рода земного решения вопроса,
но в том же смысле – в смысле конечного торжества истины, любви, справедливости (социализм: «равенство личности»);b) равным образом делается попытка удержать моральный идеал
(с предоставлением первого места неэгоистическому, самоотречению, отказу от воли);c) делается даже попытка удержать «потустороннее», хотя бы только как антилогический х;
но оно немедленно же истолковывается так, чтобы из него могло быть извлечено некоторого рода метафизическое утешение в старом стиле;d) пытаются вывести из совершающегося наличность божественного водительства в старом стиле,
награждающего, карающего, воспитывающего, ведущего к лучшему порядку вещей;e) как и прежде, верят в добро и зло, так что победа добра и уничтожение зла воспринимаются как задача
(это характерно для англичан: типичный случай – плоский ум Джона Стюарта Милля [14] );f) презрение к «естественности», к вожделению, к ego; попытка понять даже высшую духовность и искусство как следствие отречения от своей личности и как désintéressement; [15]
g) Церкви
предоставляется право все еще вторгаться во все существенные переживания и главные моменты в жизни отдельного лица, чтобы дать им освящение, высший смысл: мы все еще имеем «христианское государство», «христианский брак».31
Бывали более мыслящие и более растворенные мыслью времена, чем наше: как, например, то время, когда выступил Будда; тогда сам народ, после столетий старых споров между сектами, в конце концов столь же глубоко заблудился в ущельях философских мнений и учений, как некогда европейские народы в тонкостях религиозной догмы. «Литература» и пресса всего менее могут соблазнить нас быть высокого мнения о «духе» нашего времени: миллионы спиритов и христианство с гимнастическими упражнениями, ужасающими по своему безобразию, характерному для всех английских изобретений, дают нам лучшие точки зрения.
Европейский пессимизм
еще только при своем начале – свидетельство против него самого: в нем еще нет той необычайной, исполненной тоски и стремления неподвижности взора, отражающего Ничто, которые он имел когда-то в Индии; в нем еще слишком много «деланного», а не «соделавшегося», слишком много пессимизма ученых и поэтов; мне кажется, что добрая часть в нем придумана и присочинена; «создана», но не есть «первооснова». 32
Критика бывшего до сих пор пессимизма.
Отклонение эвдемонологических [16] точек зрения как окончательного сведения к вопросу: какой это имеет смысл? Редукция омрачения.Наш
пессимизм: мир не имеет всей той ценности, которую мы в нем полагали, сама наша вера так повысила наши стремления к познанию, что мы не можем теперь не высказать этого. Прежде всего, он является таким образом менее ценным – таким мы ощущаем его ближайшим образом, только в этом смысле мы пессимисты, то есть поскольку мы твердо решили без всяких уверток признаться себе в этой переоценке и перестать на старый лад успокаивать себя разными песнями и лгать себе всякую всячину.Именно этим путем мы и обретаем тот пафос, который влечет нас на поиски новых ценностей.
In summa: мир имеет, быть может, несравненно большую ценность, чем мы полагали, мы должны убедиться в наивности наших идеалов и открыть, что мы, быть может, в сознании, что даем миру наивысшее истолкование, не придали нашему человеческому существованию даже и умеренно соответствующей ему ценности.Что было обожествлено?
– Инстинкты ценности, господствовавшие в общине (то, что делало возможным ее дальнейшее существование).Что было оклеветано?
– То, что обособляло высших людей от низших, стремления, разверзающие пропасти.33
Причины появления пессимизма:
1) то, что самые могущественные и чреватые будущим инстинкты жизни до сих пор были оклеветаны,
вследствие чего над жизнью нависло проклятие;2) то, что возрастающая храбрость и все более смелое недоверие человека постигают неотделимость этих инстинктов
от жизни и становятся лицом к лицу с жизнью;