Но главное заключалось в другом.
Они. Убили. Моих. Людей.
И я должен отомстить.
Ярость начинала закипать, давление подниматься. И если сейчас не сбросить пар… Даже глаза прикрыл, настолько захлестнуло. Казак видимо что-то почувствовал и сразу вспомнил, зачем он здесь находился, спросил:
— Ну как, уговор в силе?
Глубоко вздохнул, прогоняя через легкие очищенный фильтрами воздух. Смог совладать с собой.
— Да, держи координаты и генеральный доступ. Рядом стоит стела — это свободный репликатор. А-а, пока не забыл, — вспомнил об изменении в поведении «любителей разумных», — Токио пересмотрели свою политику, теперь членам их поселения убивать можно. Не думаю, что те в полный отвяз ударятся, люди там более или менее адекватные, но в уме это всегда держи. Разберешься на месте. Не маленький.
Тот кивнул, явно сфокусировавшись на полученных данных, затем улыбнулся вполне открыто. И тут же:
Принять.
Даже ничего не просматривал. Пусть у ASK электронные схемы болят, мне пока не до этого.
— Не знаю, как и благодарить. Просто даже нечего дать взамен, на память, все под сегодняшний шумок выгребли: крутые времена, требуют крутых решений… и вливаний, короче, — явно засмущался казак, до последнего момента, подозревавший какую-то непонятную для него пакость, — Но ты всегда у нас будешь самым почетным гостем! Всегда! И люди твои. Это ж надо… — он вскинул руку в жесте Рот Фронт, остальные явно желали поорать от радости, но сдержались, место не то, — Так что, будешь рядом, мимо не проходи, все мы очень обидимся, короче.
— Главное, выживите. Остальное приложится. Водки успеем выпить и на рыбалку сходим. На карасей. Веселуха… — ухмыльнулся я, вспомнил, как сожрали местные рыбки и лодку, и собак, а еще и легионерами закусили.
Попрощались.
Я же задумался, и хищная улыбка сама собой появилась на лице. Эх, алчность — грех, но грех и не воспользоваться текущей ситуацией. А ведь по доброте душевной хотел все сделать бесплатно. Тут же можно людям помочь мощно. Навести конституционный порядок в окрестностях. Уверен, сейчас осажденные на все согласятся. Почувствовали нечто крепкое и неумолимое рядом с задницей.
Отбил:
Закурил.
Ответа не было шестьсот секунд ровно, отчего-то представлялось, как по квартире забегали, затопали после звонка в дверь мутные личности, не зная или открывать, или притвориться, что нет никого дома, или послать. Затем все же замерцало окно с «входящими»:
Не идет тебе скепсис, Петрович, ой, не идет! И даже мою маму не вспомнил, вот как припекло товарища.