Воля небес

Иоанн откинул голову на спинку кресла:

– Почему ты молчишь? Ответь хоть что-нибудь, Басарга! Ты хранитель! Тебе Небеса убрус доверили.

– Как хранитель, я не могу привезти святыню к твоему двору в Москву или в Александровскую слободу, – сказал Басарга. – Ибо вскорости влияние ее станет слишком ясным и тайна местонахождения убруса раскроется. Его попытаются украсть или захватить. Как хранитель, я не могу допускать тебя к нему со всей свитой, ибо поездки сии будут слишком заметными. Но если ты сможешь хоть на время становиться невидимым и отъезжать ко мне един, без слуг, никому на глаза не попадаясь, я готов доставить его ближе к Москве, чтобы такие поездки не были слишком дальними.

– Ты смеешься надо мной, хранитель убруса! – скрипнул зубами Иоанн. – Меня из комнаты в комнату слуги под руки водят! Я ноги в повозку сам поднять не в силах! Как я смогу тайно пробираться в твое незаметное логово? Чтобы глаза чужие на меня не смотрели, я и от трона, и от добра всего, и от рода отречься должен, простым боярином стать, без слуг и холопов! Да и тогда, мыслю, не забудут…

– Прикажи, государь, и из хранителя я стану простым боярином и твоим холопом. И привезу доверенную мне тобой святыню прямо сюда.

– Как пред предками я за сие кощунство отвечу? – сжал кулаки Иоанн. – Что потомки обо мне скажут? Убрус Господа нашего потерять из-за телесной слабости своей?

– Воля твоя, государь. Тебе пред Богом ответ держать. Решай!

– Совета от тебя просил, подьячий! Ты же судьей Небесным над душою стоишь!

– Стань отшельником простым, государь. Свиту свою распусти, из дворца отъедь, в месте безлюдном поселись, в доме чужом и скромном. Но с Москвою рядом. Из убежища своего за делами приглядывать сможешь, в мелочи не вникая. Нужда возникнет – совет наместнику сможешь дать. А большая нужда – так и рукою твердой вмешаться. Ну, а коли управятся наследники, тогда со спокойной душой покой обрести сможешь, постриг принять, в обитель Варлаамову отъехать…

– Откуда рука твердая у отшельника простого?

Басарга улыбнулся:

– Разве званием одним сие определяется? Иной отшельник словом своим больше накоротит, нежели князь с дружиной.

– Что же, слова ты сказал разумные, – опустил веки Иоанн. – Но ответить сразу на такой вопрос не могу. Обдумать хорошенько надобно. Не отъезжай покамест никуда. На свадьбе царевича[38] средь гостей числишься. Боярин Годунов тебя чуть ли не родней считает, так что со стороны невесты сидеть будешь.

В этот раз Басарга Леонтьев и на венчании, и на царском пиру, на диво, оказался не в задних рядах, а близко к царственной особе. Но, скорее всего, не потому, что прочие родственники невесты родом не вышли, а потому, что был он вместе с княжной Шуйской, временами даже бравшей его за руку. А против Шуйских, известное дело, местничеством тягаться некому, они и самого царя при желании родовитостью пересудить способны. Похоже, прошли те времена, когда Мирославе следовало опасаться пересудов или упреков в неблаговидном поведении. Ну да, сопровождает подружку невесты, знатную влиятельную женщину, кравчую и близкую к трону придворную какой-то худородный боярин – и что из того? Раз сопровождает – значит, нужен. Княжне Мирославе Шуйской виднее!

Свадьбу играли по обычаю три дня, после чего гости еще три дня отдыхали и приходили в себя после богатого угощения, сытного и хмельного. На седьмой посыльные призвали Басаргу во дворец. Иоанн лежал в постели, весь бледный, накрытый одной лишь простыней, кисловато пахнущей яблоками.

– Нету больше моей мочи, Басарга, – еле шевеля губами, произнес правитель всея Руси. – Жизни от мук более не желаю, не то что царствия. Все, как скажешь, исполню. Только привези…

Утром Басарга на почтовых улетел в Рыбинскую слободу, переправился, доскакал до Вологды и нанял там лодку. Но как ни спешил, до усадьбы все равно добирался полную неделю. А обратно – против течения да еще и с епископом Антонием вдвое дольше. Однако в конце сентября все же домчался до столицы. Гонка изрядно вымотала боярина и его побратима – однако чудесным образом усталость отпустила их уже через полчаса после того, как оба въехали на подворье. Несмотря на поздний час, Басарга, наскоро утолив голод и жажду, поскакал на свежих лошадях в Кремль и приказал рындам известить царя о своем возвращении.

Иоанн лежал в постели, под тяжелым парчовым балдахином. Рядом сидела царевна Ирина, держа его за руку, а Федор, обходя опочивальню, собственноручно снимал нагар со свечей.

– Наконец-то ты! – вперил взгляд в подьячего Иоанн. – Так об избавлении мечтаю, что уж и на ангелов небесных согласен, душу Всевышнему предать.

Басарга посмотрел на девушку, на царевича, снова на государя.

– Все таково будет, как ты сказывал, – пообещал Иоанн. – Я обо всем позаботился. Скорее бы уже…

Через день слабый от болезни царь всея Руси, буквально внесенный в храм Василия Блаженного, объявил об отречении своем от престола в пользу старшего брата, князя Симеона Бекбулатовича. Вместе с тем сказал, что немедля покидает двор, дабы не мешать правлению нового государя.