Воля вольная

— Здорово! — Генка все же слегка смущался встрече.

— Как там в тайге?

— А ты не был?

— Нет, только начинаю.

У входа на стене избушки, рядом с Генкиной обшарпанной мелкашкой висел новенький чехол с оружием. Вошли в тепло, раздевались молча. На столе стояла початая бутылка водки, две кружки, закуска разложена. Нары застелены толстым ядовито-зеленым пуховым спальником. Генка сел на свою сторону, стал снимать унты.

— Как там Москва, стоит?

— Стоит. — Жебровский, явно уже клюкнувший и веселый, разлил водку, пододвинул к Генке шмат сала. Генка сало очень любил, и Илья ему специально привез из Москвы. — Давай, Гена…

— Про Степана Кобякова ничего не слышал в поселке? — спросил Милютин, когда выпили.

Жебровский рассказал, что знал. Генка слушал молча, попыхивал сигареткой.

— А с Трофимычем как получилось? — спросил, когда Жебровский закончил.

— А что с ним? — удивился Илья. Из поселка они уезжали пьяные, возбужденные, ночью, и о старике просто забыли. Утром только вспомнили, на полпути.

— Ласты склеил дед сегодня утром… Верка сказала, обыск у него сделали, икру нашли.

— Ну-у! — Жебровский с недоверием уставился на Генку. — Он с нами должен был ехать… на свой участок. Мы и вещи его увезли нечаянно, на повороте в вашу сторону оставили… На развилке…

— Верка говорит, Трофимыч по улице шел, карабин, что ли, не в чехле был, менты прицепились, ну и… Икры килограмм пятьдесят всего… Там что с ментами делается?

— Погоди… он же на охоту…

— Не знаю… Плохо ему в ментовке стало, отвезли домой. Там помер.

Замолчали. Жебровский прикуривал сигарету, думая о чем-то, потом взял свою кружку, заглянул в нее рассеянно, поставил на стол:

— Сука, — выругался негромко, — приехал, бл…, сюда, тут то же самое.

— Что? — не понял Генка.

— Как все надоело. Все эти пакеты с деньгами, обеды с генералами, трясущимися от жадности… Думал, хоть здесь этого нет. А оно… — Илья в растерянности качал головой, — Трофимыч как охотник хотел помереть… Всю жизнь охотник, а умер, бл…, в ментовке! Никуда от них не деться…

— Кобяка искать будут, сюда обязательно прилетят, — сказал Генка, как бы предупреждая, чтобы аккуратно тут.

— Думаешь?

— Ну, — буркнул Генка, — это зимовье отовсюду видно.

Жебровский приоткрыл дверь, выпуская табачный дым наружу, сунул полено, чтоб не закрывалась, и присел на пенек у порога, все думая о Трофимыче. Эта весть была для него очень тяжелой. В каких-то дальних ответвлениях своих мечтаний он самого себя видел таким же стариком, безвыездно осевшим на своем участке. Казалось Илье, что такой конец был бы неплох. Это было сложное и глубокое внутреннее ощущение, приходило оно не часто, и Жебровский даже удивился, услышав от Трофимыча почти то же самое. Смерть старика в милиции была страшным издевательством над этими, непростыми его мыслями.

Водка по-разному на них действовала. Илья чем больше пил, тем задумчивее и тверже взглядом становился. Генка же наоборот — что часто с молчаливыми людьми бывает — разомлел, разговорился, хвастаться начал, все время глуповато улыбался и временами прихватывал Жебровского через стол за плечо большой крепкой рукой.

— Я бы Кобяка взял! — улыбался Генка неуместно счастливой улыбкой. — Пусть себе вертолет с ментами летает, так только дурак попадется, а Кобяк — охотник! — Генка многозначительно поднял палец. — Ему капканы глядеть надо… Да и собаке рот не заткнешь!

— Ему сейчас только капканы…

— А то! Целый год ждать охоты и не ловить соболя. А для чего собаку взял? А-а!? Стреляет он из-под нее, Степан — мужик, упертый на своем…

Помолчали. Генка одновременно жевал сало и курил, думал о чем-то.

— Ну у нас ладно, у нас — беспредел получается. Если ты прокурор — остальным стоять смирно, но ты говоришь и в Москве так же… нигде, что ли, путевой власти нет?

— В Москве еще хуже. Тут у вас хоть какие-то человеческие понятия в ходу. Там — только деньги.

— А что, правда, наш президент — самый богатый в России? — спросил вдруг Генка не без пьяного восхищения.

Жебровский сидел, прищурившись на Генку, думал о чем-то. В приоткрытую дверь заглянула Айка, зевнула широко и безразлично на мужиков с их разговорами.

— Ты сам-то как думаешь?

— А чего нет? Кто ему помешает? — Генка довольно вздернул голову.

— Если бы он тебя сейчас слышал, он бы порадовался…

— В смысле?

— Думаю, это его самая большая мечта… В этом и проблема.

Генка наморщил лоб, соображал, видно, потом, то ли поняв, то ли, наоборот, — не поняв, кивнул головой:

— А ты говорил, свой бизнес продал, а чего?

Жебровский затянулся сигаретой, положил ее в прокопченную консервную банку-пепельницу:

— Надоело, если коротко… Своей жизнью решил заняться… Была у меня юношеская мечта — в тайге пособолевать — вот соболюю!

— Ты же тут ничего не зарабатываешь!

— Ну…

— И что, совсем не работаешь?

— Смысла нет! — Он помолчал, достал дымящуюся сигарету из банки, курнул задумчиво, обратно положил. — Да-да, бессмысленно просто так бабло колотить… Когда-то думалось, что мы что-то строим… Свободную страну. Оказалось — ничего такого от нас не надо.