Воля вольная

Он присел за скалку лицом к солнышку, сбросил лямки и достал сигарету. Сидел, греясь и покуривая, пуская неторопливо синий дымок. Копченое солнцем и ветрами лицо заросло пегой щетиной. Ничего оно не выражало. Ни радости, ни усталости, но и покоя в нем не было.

Широкая долина Рыбной синела и чуть туманилась под солнцем, перевальный ветерок налетал резвыми, не сильными порывами. Кедровки орали недалеко внизу. Погода вставала самая охотничья.

Степан подсел под лямки, встал, подавшись вперед и наваливая рюкзак на спину, взял карабин и стал подниматься к недалекому перевалу. За ним в истоках Они и Талой начиналась его тайга. На перегибе он остановился под скалой, достал из рюкзака небольшой бинокль и долго внимательно смотрел в сторону участка. Он искал дым над зимовьями — дыма не было. Почти по-зимнему все было укрыто снегами, стланики присыпаны и издали казались серыми.

Подбежал Карам, брякнулся рядом на снег, глядя на хозяина бело-черной мордой, но тут же вскочил и настроил уши вниз по склону. Степан схватил его за вздыбившийся загривок и с силой придавил к земле. Он и сам уже увидел, как метрах в трехстах из мелких стлаников прямо к нему вывалился лось. Зверь был матерый, на снегу казался черным, он чуть забирал к перевалу, здоровые лопаты колыхались и блестели на солнце. Степан надел Караму веревку на шею и выразительно на него посмотрел. Этого было достаточно — пес лег и положил виноватую морду на лапы. Руки сами собой привычно готовили карабин. Лось вел себя странно — шел торопливо и не тропой — спотыкался по камням, временами замирал и глядел назад. Уходит от кого-то, понял Степан. Ни ментов, они все еще крутились у него в голове, ни охотников тут никак не могло быть... Может, в стланиках на мишку нарвался? Сохатый в начале охоты был делом не худым. Господь и тут был на его стороне.

Зверь остановился. Сверху, отрезая его от перевала, в седловинку спускался волк из стлаников, откуда вышел лось, появился еще один — так же открыто бежал неторопливо. Загоняют, понял Степан. К скалам гонят. Или на крутяк. Степан проверил Карама, погладил-придавил умную собачью голову к земле, достал бинокль и, черпая снег в рукава, пополз между камней. Выглянул осторожно. Отсюда вся покать была как на ладони. Ниже его в камнях, прижавшись к земле, лежали два волка. До них было метров сорок. Не поднимая голов, одними глазами наблюдали за сохатым. Еще ниже, загораживая выход в стланики, лежал еще один, этого Степан видел плохо: только задняя часть торчала на фоне снега. Вот сучье, пятеро на одного... нехорошо... меня вы не посчитали, конечно... В другой раз он не особенно и размышлял бы, но тут — прямо интересно стало: уйдет сохатый от волков или что?

Бык, видно, был тертый и знал это место не хуже серых, постояв немного, он не пошел, куда его гнали, а выбрался на тропу и направился вниз и вбок, намереваясь перевалить в соседний ключ. Степан смотрел в бинокль и соображал, что делать, как в поле зрения возник еще один волчара. Он стоял на высоком камне в сотне метрах впереди сохатого. Сколько же вас! Степан и раньше видывал, как волки загоняют, но чтобы так вот...

За здорово живешь сохатый не дастся, волки это понимали и теперь уравнивали силы. Степану выгодно было, если бы зверь шел к нему, но он неожиданно для себя прошептал: молодец, не надо, никогда не надо идти туда, куда тебя гонят. Ты же не баран.

Лось шел уверенно, будто не замечая того, на камне, он удалялся от охотника, и Степан, очнувшись, уже начал пристраивать карабин, но зверь вдруг опять остановился. Впереди сохатого было уже два волка. Они сошлись и неторопливо семенили ему навстречу. Рогач, не выдержав, снова развернулся вверх.

Раз, два... четыре... семь — считал Степан. Круг сужался. В засаде оставались трое, остальные открыто выгоняли его с осыпи в большие камни под Степаном. В этих камнях лось был не боец. Ближний, что бежал с перевала, исчез за перегибом и уже не мог увидеть охотника. Степан осторожно подложил шапку под цевье, удобнее растопырил локти, приложился и снял предохранитель.