Волк

— Бьюсь об заклад, она попытается с ним связаться, — задумчиво произнес Харви. — Либо он уже знает, в какой она больнице, либо скоро узнает. Вот бы подключиться к его телефону…

— Не имеет смысла, — устало сказал Сен-Сир. — На всех телефонных линиях — Луис.

«Страшно представить, что ждет „Экимидиэн Энтерпрайзиз“, если Кэти признают недееспособной, — подумал он. — Впрочем, не так-то просто ее отстранить, все зависит от того, на какой она планете. По земным законам…»

Голос Харви оторвал его от раздумий.

— Нам не удастся ее найти. И труп Сараписа тоже. А съезд уже начался, и Гэм, этот недоумок, лезет в Президенты. Глазом не успеем моргнуть, как его изберут. — Его взгляд стал неприязненным. — Клод, пока что от тебя мало пользы.

— Мы проверим все больницы, но их десятки тысяч, проще иголку найти в стоге сена.

«Так и будем искать до второго пришествия, — с отчаянием подумал он. — Можно, правда, дежурить у телевизора. Хоть какой-то шанс».

— Я лечу на съезд, — заявил Харви. — До встречи, Клод. Если что-нибудь выяснишь — в чем я сомневаюсь — найди меня там.

Он направился к двери, и через несколько секунд Сен-Сир остался в одиночестве.

«Черт побери, — подумал адвокат, — что же теперь делать? Может, и мне махнуть на съезд? Пожалуй. Но напоследок проверю-ка я еще одну усыпальницу».

В той усыпальнице уже побывали его люди, но у Сен-Сира возникло желание лично поговорить с владельцем. Заведение было как раз из тех, что нравились Луису, а принадлежало оно слащавому типу по имени Герберт Шенхайт фон Фогельзанг. В переводе — Герберт Красота Птичьего Пения. Ничего не скажешь, подходящее имечко для владельца «Усыпальницы Возлюбленной Братии», расположенной в деловой части Лос-Анджелеса, имеющей филиалы в Чикаго, Нью-Йорке и Кливленде…

В усыпальнице Сен-Сир потребовал, чтобы Шенхайт фон Фогельзанг лично принял его.

В приемной было довольно людно — близилось Воскресение, и мелкие буржуа, большие любители подобных празднеств, ждали, когда им выдадут тела родственников.

Сен-Сир устроился в кресле и стал ждать. Вскоре за конторкой появился фон Фогельзанг.

— Да, сэр? — обратился он к Сен-Сиру. — Вы меня вызывали?

Сен-Сир положил на конторку визитную карточку юрисконсульта «Экимидиэн».

— Я — Клод Сен-Сир, — заявил он. — Возможно, вы слышали обо мне.

Взглянув на визитку, Шенхайт фон Фогельзанг потупился и забормотал:

— Мистер Сен-Сир, клянусь честью, мы трудились не жалея сил. Выписали из Японии уникальную аппаратуру, истратили больше тысячи долларов, и все без толку… — Он отступил на шаг от конторки. — Да вы сами можете убедиться. Знаете, мне кажется, это не просто авария. Такое само по себе не случается.

— Проводите меня к нему, — потребовал Сен-Сир.

— Пожалуйста, — Бледный, расстроенный владелец усыпальницы отвел его в холодный «склеп», и Сен-Сир наконец-то увидел гроб с телом Сараписа. — Вы собираетесь подать на нас в суд? Уверяю вас…

— Я пришел за телом, — сказал Сен-Сир. — Распорядитесь, чтобы его погрузили в машину.

— Да-да, мистер Сен-Сир, как вам угодно, — кротко произнес фон Фогельзанг. Подозвав жестом двух рабочих, он объяснил им, что делать. — Мистер Сен-Сир, у вас грузовик или вертолет?

— Предложите свой транспорт — не откажусь, — дрогнувшим голосом ответил Сен-Сир.

Вскоре гроб оказался в кузове грузовика. Сен-Сир дал водителю адрес Харви.

— Так как насчет суда? — пролепетал фон Фогельзанг, когда Сен-Сир усаживался в кабину. — Мистер Сен-Сир, вы же не станете утверждать, что авария случилась по нашей вине? Ведь мы…

— Считайте, что дело закрыто, — бросил Сен-Сир и велел водителю трогать.

Отъехав от усыпальницы на несколько десятков метров, он вдруг захохотал.

— Что вас так рассмешило? — удивился шофер.

— Ничего, — давясь смехом, ответил Сен-Сир.

Как только гроб с замороженным Луисом Сараписом был перенесен в дом Харви и грузовик уехал, Сен-Сир снял трубку и набрал номер. Но дозвониться до Фила не удалось — в трубке, как обычно, звучало монотонное бормотание Луиса. Сен-Сир с отвращением, но и с мрачной решимостью повесил трубку.

«Все, довольно, — сказал он себе. — Обойдусь без одобрения Фила».

Обыскав гостиную, он обнаружил в ящике письменного стола тепловой пистолет. Прицелился в труп Сараписа и нажал на спуск. Зашипела, испаряясь, расплавленная пластмасса. Тело почернело, съежилось и вскоре превратилось в бесформенную груду спекшегося черного пепла.

Удовлетворенный, Сен-Сир положил пистолет на стол. И снова набрал номер здания, где проходил съезд.

— …кроме Гэма, никто не сможет этого сделать, — забубнил в ухо старческий голос. — Гэм — человек, нужный всем. Хороший лозунг, Джонни, запомни: Гэм — человек, нужный всем. Впрочем, лучше я сам скажу, дай, Джонни, микрофон, я им скажу: Гэм — человек, нужный всем. Гэм…

Клод Сен-Сир обрушил трубку на аппарат и с ненавистью уставился на останки Луиса Сараписа. Затем включил телевизор. Тот же голос, те же слова. Все по-прежнему.

«Голос Луиса исходит не из мозга, — подумал Сен-Сир. — Потому что мозга больше нет. Голос существует отдельно от тела».