Волк

— Вы что, совсем охренели?! — с огромным трудом Марк поборол желание заехать старшему в глаз. — К вам гости из Космоса прибыли, в контакт вступают, а вы и ухом не ведете?! Службу забыли?! Нюх потеряли, дармоеды?!

Спиной унтер-центурион Кнут ощутил, как Ведьма со Змеем подтягиваются ближе, и махнул им рукой: не вмешивайтесь! Вояки отреагировали — не на слова, на тон. Чужой язык их не впечатлил, зато интонации озадачили. Оба прекратили болтать и уставились на Марка, как на говорящую обезьяну. С видимым усилием лже-Назон собрался с мыслями. Челюсти его перестали двигаться, он выплюнул жвачку, похожую на комок смолы, и указал Марку на грузовик:

— Ненеми. Ненеми тепозмалацатль.

Перевод не требовался. Все предельно ясно: «Лезь в кузов». От того, как это было сказано, Марка пробил холодный пот. Я смотрю в зеркало, понял он. «Ботва — переходная стадия между человеком и рабом. Живое, как дерево, и не более того», — с готовностью подтвердил Белый Страус, маркиз этнодицеи, из бесконечно далеких джунглей Ломбеджи. «Что бы сделал на месте загонщика я? — ответил ученому Марк. — Обратись ко мне кто-то из ботвы, начни размахивать руками, тараторить на птичьем языке, демонстрировать странную одежду и загадочные приспособления — я бы отреагировал точно так же. Пожал плечами и равнодушно отвернулся. Нет, я бы даже плечами пожимать не стал…»

Ботва, произнес Якоб Ван дер Меер без тени насмешки. Иди грузись, ботва.

— Ненавижу, — сказал Марк Кай Тумидус, унтер-центурион ВКС Помпилии, обращаясь к воплощенному безразличию, стоявшему перед ним. Шею обожгло холодом, словно злой шутник сунул Марку за шиворот комок снега. Зябкие струйки потекли вниз, вдоль позвоночника. Расти там шерсть, серая, колючая шерсть, она наверняка встала бы дыбом. — Ты даже не представляешь, как я тебя ненавижу. Всех вас. Еще никого, никогда…

Змей и Ведьма дышали ему в затылок. Марк и не заметил, когда они подошли. Еще не до конца сообразив, что происходит, почуяв угрозу, что называется, задницей, абордажная пехота подтянулась ближе: прикрыть, помочь, вступить в безнадежный, последний бой «Дикаря».

«А я их бросил, — с тоской подумал Марк, сжимая кулаки. — Там, в деревне. Я их бросил, а они меня — нет. Давай, командир, твоя очередь лезть на рожон…»

Подчиниться? Забраться в кузов вместе с тузиками? Ледяное бешенство копилось в груди. Похрустывало, шло трещинами, искало выхода. И когда ледник уже был готов сойти вниз, круша все на своем пути, тишину — кокон вокруг трех помпилианцев — разорвал требовательный сигнал.

Он длился и длился.

Марк разжал кулаки. Шея занемела, как от анестезии. С огромным трудом он заставил себя повернуться на звук — по-волчьи, всем телом. Загонщики тоже обернулись. Похоже, они так и не поняли, что стояли — стоят до сих пор! — на волосок от смерти. Из-за поворота дороги, визжа тормозами, вывернула приземистая машина: параллелепипед на шести колесах, со скошенным передом. По лаково-черному борту тянулись две цепочки ярко-желтых символов. Разглядеть, кто сидит в машине, мешали тонированные стекла с зеркальным отливом.

Автомобиль умолк, остановился, просигналил еще раз. В резком электрическом звуке явственно сквозило раздражение. Скривившись, как от оскомины, старший выругался; во всяком случае, так понял Марк его реплику. Вояки, считай, провоцировали нападение: кинуться, пока не ждут, завладеть оружием, укрыться за грузовиками…

Марк медлил.

Обе передние дверцы машины распахнулись. Секундой позже открылась третья, задняя. Наружу выбрались двое мужчин и женщина. Вся троица — в одеждах ярко-охристого цвета: линии строгие, прямые, без украшений. На груди у каждого — слева, где сердце — было вышито изображение круга со сложным орнаментом внутри. Следом за людьми из салона выпрыгнули два оцелота и мелкий ягуар-самка. Мужчины с оцелотами остались возле машины, а женщина направилась к загонщикам. Ягуар неотступно следовал за ней, держась у левого бедра хозяйки.

Женщина сразу привлекала к себе внимание. Таких воспевают поэты; такие снятся по ночам курсантам военных училищ. Кожа, покрытая бархатистым пушком, словно зрелый персик. Точеные, высоко расположенные скулы. Чуть раскосый разрез миндалевидных глаз под тонкими, выгнутыми аркой бровями. Темные до синевы волосы, уложенные в замысловатую прическу, стягивала тончайшая золотая сетка, скрадывая непривычную форму головы. Из-под сетки выбивалась пара упрямых локонов, свисая вдоль ушей.

Фигуру царицы не могла скрыть даже строгая форменная одежда.

Двигалась женщина подстать своему ягуару: с вкрадчивой мягкостью, таившей угрозу. Или это ягуар двигался подстать хозяйке? Марк мимо воли залюбовался, несмотря на отчаянное положение. Воспоминание о Н'доли, черной пантере расы Вудун — и то померкло в его памяти. Словно почувствовав его восхищение, женщина, игнорируя загонщиков, прикипела взглядом к молодому пришельцу. Лицо красавицы озарилось радостью; да что там радостью — восторгом! Казалось, она нашла редкую драгоценность, которую уже считала потерянной.