Волк

Шершавым языком солнце вылизывало вершину пирамиды, срезанную мечом гиганта. Проникало в каждую трещинку, в каждый завиток орнамента. Тени, тонкие как волос, прятались в ничтожных укрытиях. Чудом проросшие травинки выгорели до хрупкой, невесомой желтизны. Солнце висело над пирамидой, а пирамида возвышалась над земным кругом.

Чикчан, кими, киб, иик, кан.

Змея, странник, гриф, ветер, ящерица.

Пятеро астлан стояли на краю площадки. За ними начиналась пропасть. Площадные бойцы, дерущиеся на потеху зевакам, сходились на помостах, выставленных в центре базарной площади. Тот, кто потерпел поражение, летел с помоста в толпу, на потеху черни. Полет с этого помоста, древнейшего из древних, означал смерть. Оступись, упади, хватая руками воздух — и клыки ступеней, этих бесчисленных челюстей, изгрызут тебя до костей.

Одетые лишь в узорчатую роспись, с копьями наперевес, астлане ждали. Здесь, под шелухой, все начиналось заново. Затянулись раны, мышцы налились прежней силой. Выбитый зуб вернулся в лунку, срослись сухожилия под коленом. Священный дым растормаживал инстинкты, придавленные цивилизацией: бой в двух мирах, тварном и тайном, близился к завершению.

Напротив астлан, глядя на блестящие жала копий, стоял Марк Кай Тумидус, целый и невредимый. Помпилианец, офицер абордажной пехоты, второй раз в жизни он выпал под шелуху не по собственной воле. Два пути были известны Марку: клеймение нового раба — и дуэль на клеймах. Два пути, и на пирамиду его привел третий.

Змея, странник, гриф, ветер, ящерица.

Либурнарий.

Шлем центуриона с посеребренным гребнем. Султан из черного конского волоса. Панцирь с чешуями в форме перьев цесарки. Кожаный понож на правой ноге. Выпуклый щит от плеча до колена. Деревянные, обитые жестью ножны на поясе. Меч с рукоятью в виде бараньей головы. Рядом с астланами помпилианец смотрелся бронированным монстром.

Марк сделал шаг влево, в то же время оставшись на месте. Марк шагнул вперед, образовав две шеренги по два человека в каждой. Марк вышел вперед, возглавив строй.

Пятеро против пяти.

Астлане качнулись назад, опасно балансируя над пропастью.

* * *

Строптивый контакт силового байпаса, щелкнув, встал на место. Металлические лапки фиксатора вошли в пазы. Змей с удовлетворением выдохнул: порядок. Питание от главного двигуна на левый маневровый — есть. Забывшись, он поднял руку, желая утереть пот со лба, и ладонь наткнулась на обзорный щиток шлема. В шлеме Змей работать не любил, но что поделаешь? Как без шлема, продолжая ремонт, следить за обстановкой вокруг бота?

Панорамная картинка вращалась, совершая полный оборот каждые пятьдесят секунд. Теоретически, вычислив периодичность сканирования, астлане могли подобраться к машине за те двадцать-тридцать секунд, что находились вне зоны видимости. На этот случай Змей активировал дистанционные датчики движения, подключив к ним бортовые алармы и закоммутировав сигналы от засечек с системой управления камер.

Джунгли погасли. Казалось, пожар уполз к горизонту — эту иллюзию создавали отсветы закатного солнца. Красные волдыри шатров поблекли, подернулись сизо-лиловым пеплом, словно угли костра. Меж ними неприкаянными тенями бродили астлане. Оцепление поредело: до начальства дошло, что солдаты физически не смогут сторожить машину всем личным составом круглосуточно. Караульных разбили на смены, отправив большую часть отдыхать.

Возобновить переговоры астлане не пытались.

«Прогнать тестовый сигнал через байпас, переключить камеры в ИК-режим, — наметил себе Змей план дальнейших действий, — и во второй техтоннель, подсоединять правый маневровый…»

Сейчас бот был в лучшем состоянии, чем после аварийной посадки. «Жуки», запрограммированные покойным Жгуном, свое дело делали. Перенастройка силовых контуров двигательных систем также продвигалась успешно. Жаль, взлететь он не может. Во-первых, Кнут не закончил отладку контуров управления. Во-вторых, Змей не был пилотом. Он не сумел бы вывести на орбиту даже полностью исправный бот. А коды с планеты зонд по-прежнему отказывался принимать — это Змей проверил первым делом.

Работая локтями, он полз по узкому тоннелю в сторону центрального поста. Изображение на обзорном щитке рябило, дергаясь, как в лихорадке. Камеры сбоят? Нет, это не камеры, понял Змей, когда стены тоннеля тоже подернулись рябью, истончаясь, истаивая туманом под лучами солнца. Теряя опору, Змей проваливался в трясину галлюцинативного комплекса. Так случалось при клеймении нового раба, но сейчас бравый опцион никого клеймить не собирался. При всем желании, клеймить в боте попросту некого.

«Жуков», что ли?!

Усилилось натяжение корсетного поводка. Змей уже испытал такое — днем, когда Кнут удерживал его, притворяясь, что мешает открыть бот. Опциона тащило под шелуху, на сопротивление не осталось сил. Сопротивление? Солдат идет туда, куда велят. Даже если солдату велят прыгнуть с обрыва…

Ну и пекло, подумал Змей за миг до того, как над ним воссияло адское солнце Астлантиды.

* * *

Жарко.

Доспех давит на плечи.