Волк

Резким движением Тизитль указал на тупоносый грузовик, притаившийся на опушке, под кронами исполинской гуавы. Двое охранников, прилетевших сюда в одном вертолете с Ливией, уже развернули походные носилки. Еще двое, наскоро отсоединив датчики, перекладывали Марка с топчана на брезент. Когда носилки подняли, Марк застонал, неловко повернулся и вывалился наземь.

Не в счёт, подумала Ливия. После моего коктейля Кнут не в счёт.

— Обезьяны косорукие! Быстрее!

Охранники склонились над Марком. Тизитль мотнул головой в адрес Олина — проследи за тупицами! — и побежал к грузовику.

Пора, сказала себе Ведьма.

Кулаком она ломала стопку черепиц. Основание черепа охранника сломалось гораздо легче. Бить было удобно: возясь с Марком, астланин присел на корточки, и кулак прилетел ему точно под затылок, как манекену на тренировке. Напарник покойного поднял изумлённый взгляд на женщину, выпрямился и поймал жесткое, как подошва, ребро ладони в кадык.

Этой подлости Ливию обучил Змей.

Третий, самый шустрый, успел схватиться за автомат, подвешенный на грудь. Ливия чудом извернулась, уходя шустрику за спину. Левой рукой она обняла парня за шею, передавливая сонную артерию; правой — клещами вцепилась в запястье. Главным для нее было не запястье, а указательный палец автоматчика, лежавший на спуске. Рывок, судорога, и очередь в клочья разворотила живот последнего из охраны.

Оставался Олин, который пропал из поля зрения.

Не давая шустрику опомниться, Ведьма дернула его на себя, разворачивая — и пригнула голову, укрываясь за живым щитом. Содрогнувшись, парень обмяк в ее хватке. Кто стрелял, Ведьма не заметила. Продолжая удерживать труп, она попыталась сорвать с астланина автомат. Ничего не вышло: ремень зацепился за нагрудный знак. Ливия выругалась, и в нее, обнимавшуюся с мертвецом, с разгону врезался носорог, опрокидывая на землю.

К счастью, не на Марка.

Руку с пистолетом она успела перехватить. Стало ясно, кто стрелял, прикончив шустрика, но эта информация теперь была нужна Ливии, как прошлогодний снег. Большой палец воткнулся между взведенным курком и затворной рамой, не позволяя Олину спустить курок. Громила приподнялся, взмахнул свободной рукой; ему мешал мертвец, зажатый между ним и Ведьмой. Ливия отклонилась, как могла, кулак Олина скользнул по её скуле, ободрав кожу. Нож, вспомнила она. У шустрика на поясе висел штык-нож… Олин зарычал, стараясь отшвырнуть покойника: локоть Ливии едва не вывернулся из сустава от такого поворота событий. Но ладонь уже нашарила рукоять, и клинок, выскользнув из ножен со сломанной защёлкой, сделался законной добычей Ведьмы.

Кулак и нож ударили одновременно.

Хрустнул сломанный нос. Мозг Ливии пронзили ржавой спицей, строго между лобными долями. Сверху полилось горячее, липкое. Хрипя, напрягая все силы, чувствуя, как нос превращается в сплошной отёк, в хобот тапира, Ведьма сбросила с себя обоих мертвецов. Нож торчал у Олина в горле, глубоко уйдя под подбородок. Блестели пластмассовые щёчки рукояти. Шустрик смеялся: нижняя челюсть полуоторвана, рот разинут в припадке хохота. Это Олин, подумала Ливия. Я и не заметила, что он хватал шустрика за челюсть. Над головой свистели пули. С тупым чмоканьем одна впилась в землю рядом с Марком: командир, вздрагивающий от бесплодных попыток встать, был похож на жука-щелкуна, перевернутого на спину.

— Лежать! — яростно зашипела на него Ведьма.

Следовало отходить к боту. Пистолет Олина? Автомат шустрика? Ливия потянулась к пистолету. Перед глазами мелькнул высверк стали, запястье словно ожгло электрическим током. Рефлекторно, борясь с головокружением, Ведьма отдёрнула руку. Порез — тонкий, но глубокий и болезненный — набух капельками крови. Миг, и кровь полилась горячей струйкой. Богомол, притворявшийся астланином, метнулся вправо, влево. В пальцах коротышки плясала бритвенно острая полоска стали. Гадать, откуда взялся сукин сын Тизитль, было смерти подобно. Откуда бы ни взялся, он мешал отходу. Закрывая горло пострадавшей рукой, Ливия ударила с левой, навстречу движению, но кулак лишь слегка зацепил Тизитля по плечу. В ответ лезвие чиркнуло по бьющей руке, возле локтя, располосовав одежду и кожу.

Ливия отмахнулась, норовя попасть по глазам, и ладонь брызнула алыми каплями. Забудь о боли, приказала себе Ведьма. Это клоун, злой несмешной клоун. Да, верткий. Да, пляшет. Да, ты не видела никого быстрее, чем он. Ну и что? Сталь, отливающая багрянцем, двоилась, троилась. Казалось, нож грозил со всех сторон сразу.

Порез. Ещё порез.

Тизитль замешкался, споткнувшись о кочку. Зная, что второго шанса у неё не будет, Ливия целиком вложилась в решающий удар. Финт, поняла она в последний момент. Я нарвалась на финт. Кулак ухнул в пустоту, и нож Тизитля вошёл в грудь женщины. Будь Ведьма мужчиной, клинок достал бы до сердца. Она упала на колени, вцепившись в коротышку, не позволяя тому выдернуть нож, собственным весом вынуждая упасть напротив. Тизитль разжал пальцы, оставляя нож в теле Ливии, вскочил, как на пружинах — и бросился наутек, даже не пытаясь добить раненую, обессилевшую помпилианку.