Волк

— Я не успел рассмотреть. Оттуда ударили нити или, скорее, очень тонкие щупальца. Лепестки лотоса стали багровыми, словно налились кровью. Они растворились в зареве, сделались невидимыми, а щупальца просвистели возле меня. Я пытался схватить хотя бы одно… Ничего не вышло. Я, Восьмирукий Танцор, хватал пустоту! Щупальца умчались мне за спину, в глубины Ойкумены. Белые, гладкие, блестящие, как снег…

Кешаб содрогнулся, вспоминая.

— Они сокращались. Волна мелких, едва заметных сокращений, на манер перистальтики. Я готов был поклясться, что щупальца всасывают какую-то жидкость. Или, если угодно, впрыскивают ее куда-то. Впрочем, они так быстро втянулись обратно, что любая моя клятва — сомнительна. Тебе не кажется, что Кровь растет? Что ее граница придвигается ближе к Ойкумене?

— Кажется, — мрачно кивнул Нейрам.

— После вспышки, родившей щупальца, я сам видел, как граница сдвинулась на шесть-семь шагов. Там, где прежде был чистый песок, сейчас ветвятся прожилки крови. Да, робкие, тоньше волоса, но они есть.

— Что ты предлагаешь?

— Тебе не понравится мое предложение.

Кешаб как в воду глядел.

* * *

Ты пешком ходишь по Космосу, щелкая метеоры, как семечки? Сплевываешь шелуху в хвосты кометам? Это значит, что ты могуч. Теперь ответь: любой ли, чья мощь велика, всеведущ? Злюка Кешаб, Нейрам Саманган — оба они знать не знали о существовании какого-то помпилианского декуриона по кличке Жгун. Но этой ночью, после рассказа Кешаба о цветке со щупальцами, антисам приснился странный сон, один на двоих. Долина, похожая на сокровищницу, пирамида, подобная древней старухе. Знаки и барельефы, заросшие травой. И двое людей на вершине пирамиды; двое, которых соединял нож из черного обсидиана.

Когда нож опустился, антисы закричали.

Позже они молчали об удивительном видении, стесняясь признаться в собственной слабости. Разве исполины кричат во сне? Молчали, не подозревая, что скажи они хоть слово — и Рахиль с Папой Лусэро сознаются в той же самой слабости. Четверо, заходившие в Кровь по колено, запомнили на всю жизнь: ночь, нож, крик.

Ничего не знал о декурионе Жгуне и полковник Тумидус, изменник родины. Впрочем, он и не видел снов с пирамидой. Полковник редко видел сны. Он спал, что называется, без задних ног, засыпая и просыпаясь так быстро, как только мог — привычка солдата, ценящего каждую минуту отдыха.

* * *

Тумидус вертел чашку в руках.

— Я бы на вашем месте сообщил о Крови в Совет Лиги, — сказал полковник. — Не думаю, что здесь нужны военные. Ученые — полезней. Феномен надо исследовать…

— Вы слышали о Шадруване? — спросила Рахиль.

— Очень мало.

— Неважно. Поверьте мне на слово, Шадруван и Кровь — два сходных феномена. Шадруван исследовали. Дело закончилось термоядерными бомбами.

— Уничтожили? — заинтересовался полковник.

— Нет. В том-то и дело, что нет. Объект закрылся и стал недоступен.

— Даже для вас, антисов?

— Для нас — в первую очередь. Шадруван — опухоль, которую Ойкумена не в силах вырезать. Эта опухоль растет. Если мы сообщим Совету Лиги про Кровь, в итоге мы придем к бомбам. Вероятность 78,7 %, я считала.

Рахиль пожала плечами. Жест вышел искусственным. Целый ряд жестов Рахиль Коэн просто заучила, как заучивают идиомы чужого языка, чтобы пользоваться в общении с не-гематрами. Там, где у актера — или ребенка — тысяча оттенков, у нее был один.

— Я не против бомб, полковник. В конце концов, Шадруван бомбила моя раса. Но перед бомбардировкой я хочу две вещи. Во-первых, удовлетворить свою антическую потребность в свободе перемещения. Если Кровь меня не пускает, я должна войти. Войти и выйти, по своему желанию, — голос женщины зазвучал громче, не став выразительней, — в удобное мне время, в избранном мною месте. У меня плохо с эмоциями, но эта страсть мне доступна. Она ярче, чем хотелось бы. Мне достаточно одного Шадрувана — вызова, на который я не смогла ответить.

— Мы не смогли, — поправил ее Папа Лусэро.

Рахиль проигнорировала реплику карлика:

— В Кровь вошли помпилианцы. Слабые люди в жестяных гробах. Погибли они там или остались живы, речь о другом. Куда вошли люди, войдем и мы, антисы. Вы проведете нас туда, полковник. Тайком, как диверсионную группу. С грохотом и треском, как штурмовую группу десанта. Найдите способ, и мы отплатим вам сторицей. И помните: пока мы вас уговариваем, ваши соотечественники шлют в Кровь свои корабли. Гибнут в зареве, где мы не в силах им помочь. Ваша родина отказалась от вас? Хорошо. Откажетесь ли вы от родины, легат Тумидус?

— Вы точно гематрийка? — спросил Тумидус. — Очень уж пафосно.

На губах его играла ледяная усмешка.

— Я гематрийка, — Рахиль встала. — Я умею считать. Вы согласитесь, я уверена. Вероятность вашего согласия — 87,3 %. Если вы сейчас пошлете меня в задницу, вероятность вырастет до 89,6 %.

— Я соглашусь из чувства долга перед далекой родиной?