Помню анекдот — древний, как мир, с бородой до пола. К психотерапевту является пациент, жалующийся на мизантропию, депрессию, вялость чувств. «В наш город приехал цирк, — рекомендует ему врач. — Говорят, тамошний клоун — просто чудо! Он способен рассмешить мертвого. Сходите на представление, и вам сразу полегчает!» Пациент вздыхает: «Доктор, я и есть тот клоун…»
Когда я вижу, как люди публично депрессируют — в жизни, в вирте, без разницы — я вспоминаю этот анекдот. Клоуны ли они? Разумеется, клоуны. Только скверные, не смешные, профессионально непригодные. Я бы сказал «антиклоуны», но это будет для них слишком большой честью.
Донни Фуцельбаум однажды сочинил такой лимерик:
— Как вы узнали про гибель «Дикаря»?!
— Птичка напела.
— Не считайте меня идиотом! Откуда у вас эта информация?
— У нас, коллантариев, свои источники.
Тумидус ударил по мешку с левой:
— Вас это удивляет?
Не надо было злить
Приятно, оценил Тумидус. Как-нибудь повторим.
— Вы не должны знать про «Дикаря», — уныло сообщил брюнет.
Он сделал шаг в сторону, поднял левую ногу и выпрямил ее в колене. Подъем стопы натянулся, словно у балерины. Пальцы, отогнутые на себя, торчали под неприятным углом: живое противоречие анатомии. В целом, нога напоминала инструмент хирурга.
— От слова «ничего». От слова «совсем». Кто еще, кроме вас, в курсе?
— Не ваше дело.
— Проклятье! Извините, если я нагрубил вам. Нервы…
Брюнет по-прежнему стоял на одной ноге: дорожный указатель с виноватым лицом. Даже смотреть на него, и то было утомительно. Тумидус вернулся к мешку: прямой встречный с левой, повторить, нырок, правый хук. Эту встречу брюнет назначил в частном спортивном зале, тесном и безлюдном. Половину зала занимал ринг, вторую половину застелили борцовскими матами. Мешок висел в углу; раскачиваясь под натиском полковника, он глухо стучал о стену.
«Прослушка, — Тумидус выровнял дыхание. Майка взмокла, липла к телу. Хотелось в душ. — Наверняка мы шифруемся. И зал прикормлен заранее, и народ отсутствует неспроста. Иначе он не был бы так откровенен. Возьмись кто-нибудь писать наш разговор, в записи сохранятся одни шумы. Тресь-ляп-шмяк. Где он прячет блокиратор?» Полковник глянул на брюнета, голого по пояс, в шелковых трусах-боксерках, и решил, что о блокираторе лучше не думать. В прошлый раз — первый после драки-знакомства — Тумидус с брюнетом встречались в бассейне.
Левый встречный. Крюк с вложением.
Закрыться.
— Мне велено оказывать вам всяческое содействие, — брюнет встал на обе ноги. Заплясал, то и дело приподнимаясь на цыпочки. Руки его чертили в воздухе однообразные закорючки. — Подчеркиваю: всяческое. Я уже говорил вам, что наверху полагают…
— Говорили, — перебил его Тумидус. — Если не ошибаюсь, мы плыли стометровку. Туда-обратно, десять раз подряд, лягушачьим брассом, и вы говорили без перерыва. Я еще удивился, как вы не захлебнулись. Потом мы встали у бортика, а вы все говорили. Родина не забудет моего рвения. Родина полагает, что ошиблась в отношении коллантариев. Родина подумывает, как бы ловчее исправить и загладить. Я стану сенатором и первым консулом. Мои погоны «зашьют» листьями дуба…
— Этого я не говорил! — возмутился брюнет.
Тумидус отмахнулся:
— Какая разница? Главное, что вы поступаете в мое распоряжение.
— Содействие, — руки брюнета запорхали в опасной близости от головы полковника. — Я оказываю вам содействие. Остальное — ваши бредни, помноженные на дурной характер. Итак, чем могу быть полезен?
— У вас есть доступ к составу экипажа «Дикаря»?
— Получу.