Волк. Юность.

— Как твой имя?

Может не очень правильно с точки зрения грамматики, но уж на что способен. Поэтому, прости меня, девочка. Та резко оборачивается, недоверчиво смотрит на меня. Приходится повторить, на этот раз правильно построив фразу:

— Как тебя зовут, саури?

Тишина. Потом грудной голос отвечает:

— Откуда ты знаешь наш язык, хомо?

— Вопросы здесь задаю я. Отвечай, самка.

Она прищуривает свои ярко серые глаза, что-то неразборчиво шипит. Что же…

— Вижу, тебе нравится сидеть голодной.

Верчу в руках куриную ножку. Вкусную. Покрытую желтоватым жирком. Саури снова сглатывает слюну, гордо отворачивается. Твои проблемы…

— Мне, вообще-то, всё-равно, как к тебе обращаться. Так что можешь молчать. Но — голодная.

Бросаю мясо обратно на блюдо, затем снова накрываю клетку тканью. Не замёрзнет, и ладно. В шатре тепло. Звоню в колокольчик. Вскоре появляется слуга. Показываю на стол:

— Убрать.

Тот сразу принимается за дело. Потом, словно вспомнив что-то, вздрагивает:

— Сьере граф, а что это за исчадие Нижайшего?

И показывает на покрытую тканью клетку.

— Это не исчадие Нижайшего. Просто несчастная переболела редкой болезнью. Не слышал? Биномом Ньютона.

Слуга отрицательно трясёт головой. Кажется, что та сейчас отлетит. Изо всех сил удерживаясь, чтобы не рассмеяться, выдаю на гора:

— Те, кто заболел и смог выжить, после неё становятся такими — серая кожа, светлые волосы и глаза, острые уши.

Парнишку передёргивает:

— Какой ужас! Сьере граф, а если она больна, то почему вы держите её в клетке, а не лечите?

…Чтобы такого сказать, а? Придумал!..

— Спасаю вас от заражения. Вдруг она плюнет на вас, тогда вы станете такими же. Если, разумеется, выживете.

— Получается, это страшная болезнь, сьере граф?

— Очень страшная. Человек перестаёт делать, что требуется, начинает только думать. Над самыми простыми вещами. А потом из головы у него начинают расти уравнения и квадратные корни.

— Корни?! Квадратные?!!

— Да. Представляешь? Именно, что квадратные. И пока они не отсохнут сами — ты всё думаешь, думаешь, а голова у тебя распухает до такой степени, что становится больше тела. Ну а когда корни созревают и отсыхают, становится вот такой, как у неё. Ушастой.

— Какой ужас…

Бормочет парень и, собрав посуду, торопливо убегает прочь. Я, не выдержав, всё-таки смеюсь, пусть и вполголоса. Подхожу к своей кровати, стаскиваю сапоги, ложусь, накрываясь меховой полостью, поверх одеяла. Раздеваться полностью лень, потому что скоро надо опять подниматься и идти контролировать, как продвигаются дела у сборщиков-поисковиков. Того, что вернувшись, люди разболтают всем о находке, я не боюсь. О том, что это упало с неба, знает лишь Юрика дель Рахи. А она — ещё одна компаньонка моей матушки. Для всех остальных же — остатки строений древних людей. Нормальная легенда. Теперь ещё пойдут страшные рассказы про Бином Ньютона, спящий в развалинах… Снова беззвучно смеюсь, и незаметно для себя засыпаю. Нервы всё-таки не выдержали…

Ближе к вечеру меня бесцеремонно будят. В шатёр вваливается Грам с радостным криком:

— Сьере граф, прокопали!