Волк. Юность

Меч вспарывает занавески из драгоценной ткани, и я выволакиваю на божий свет хрупкую фигурку. На лице совсем молодой девчонки в шитом драгоценными камнями наряде надменность и капризность. Но когда она повисает в воздухе, удерживаемая лишь моей левой рукой, вся её чванливость исчезает, словно струйка дыма на ветру. Она визжит, а я перебрасываю её через круп Вороного перед собой, заношу меч над её тонкой шейкой. Гневный ропот вокруг утихает в мгновение ока.

– Сигнал всем – трогаемся! Оружие не опускать!

Звучат два сигнала трубы, один за другим дублируемые грохотом барабана, и стальной прямоугольник, ощетинившийся остриями арбалетных стрел, трогается вперёд. Герцог пытается вновь протиснуться ко мне, но его мягко отпихивают. Мой отряд движется вперёд. А фиорийцы, те, что идут сзади, тоже торопливо приводят себя в боевой вид: надевают шлемы, сбрасывают с плеч надетые по-походному щиты. Копья опускаются, делая нашу общую колонну похожей на ощетинившуюся змею.

– Передайте по цепочке герцогу: пусть ведёт нас ко дворцу.

Быстрая скороговорка утихает вдали, я вижу, как кто-то в первых рядах произносит мои слова дель Сауру, тот в отчаянии машет рукой и ломится обратно. Его люди тоже уже полностью готовы к бою, и корпус из Фиори вновь двигается вперёд. А я доволен – выгорело. Мы смогли показать местным, что наш корпус не просто покорное мясо на убой, но может и оскалить клыки, если нас заденут. И нам всё равно, где умирать – здесь или на поле боя.

Моя добыча пытается дёргаться, но пара ударов по мягкому месту плашмя лезвием меча быстро показывает, что этого не стоит делать.

Горожане и солдаты Рёко стоят в переулках, на крышах домов, преимущественно низких, максимум в три этажа из самана. Даже не из камня, а из обычной глины, смешанной с соломой. И это – империя? Да у меня в Парде сервы живут лучше!

Внезапно улица словно расступается, и мы выходим на большую площадь. За ней – зубчатые стены дворца, из-за которых видны купола крыш со знаком Высочайшего на них. Голубые изразцы переливаются на солнце, словно драгоценные камни. Но и дворец такой же красновато-коричневый, как и все остальные строения. Но зато на площади я вижу армию. Настоящую армию империи. Чёткие квадраты пехотинцев, ощетинившиеся копьями, шеренги лучников, стаи конников и – ужас всех окружающих Рёко государств – боевых мамонтов. Здоровенные, раза в три больше, чем земные слоны, животные с хоботом, на котором укреплён изогнутый серп, внизу, под бивнями – зубчатая пила. На передних ногах наколенники с шипами, а на спине, покрытой густой рыжей шерстью, башенка с воинами.

Пленница, заметив выстроившихся солдат, что-то пытается сказать, но я снова бью её по заднице мечом, а потом, воздев клинок кверху, привлекая внимание, кручу им в воздухе. Когда меня замечают, молча заношу его над шеей девчонки. Намёк достаточно ясен. Фиорийцы выстраиваются в один плотный квадрат. Получается на диво слаженно, хотя мы ни разу не тренировались в этом построении. Наше огромное каре ощетинивается копьями, стрелки крутят рукоятки арбалетов, качают рычаги, лучники натягивают своё огромное оружие, все напряжены до предела.

Но вдруг со стороны рёсцев взвивается белое знамя – знак переговоров. Ну что же. Трогаю Вороного, и тот, храпя, потому что очень не любит таскать лишний вес, галопом мчит меня к застывшему неподвижно впереди дель Сауру. Тот немного бледен, на лбу выступили крупные капли пота.

– Ты что творишь, щенок?!

– Перестаньте, герцог. Будьте мужчиной. Нам всё равно умирать. Так, может, следующие выживут…

– И это говорит тот, кто вернётся назад?

Я снимаю со своей головы глухой шлем, беру его на локоть.

– Перестаньте меня оскорблять. Да, вы старше меня по должности, возрасту и титулу. Но прошу вас довериться мне. Нам ничего не сделают. Она… – Снова шлёпаю лежащую поперёк хребта тушку по сочной заднице, прикрытой атласом. Девчонка визжит от злости. Но я вижу то, что упускают остальные, – при каждом ударе лица рёсских солдат делаются кислыми. – Она слишком ценна для них. Лучше пусть кто-нибудь даст ответный сигнал.

Герцог прислушивается к совету, и после короткой команды кто-то из его свиты машет белым, относительно, конечно, платком… От стены имперских воинов отделяется кавалькада всадников в блестящих доспехах и устремляется к нам. При виде занесённого меча их лица бледнеют, и самый главный из них, что понятно по его толщине и совершенно непереносимому для глаз сиянию доспехов, буквально валится с коня и простирается в пыли.

– Пощади её, и вам ничего не будет, клянусь Высочайшим! – слышу его приглушённый вопль от земли.

Остальные всадники также валятся прямо в грязь, поскольку здесь, похоже, недавно прошёл дождь, и вторят своему командиру на разные голоса. И тут я улавливаю:

– …Принцессу! Пощади принцессу!

Ничего себе… Так это дочка самого императора Рёко? Тогда всё понятно…

– Император даёт своё слово! Он не станет никого наказывать! Клянусь Высочайшим!

Убираю меч в ножны, и рёсцы дружно с облегчением вздыхают.