Волк-одиночка

— О том, какое он дерьмо был, — посоветовал я. — Давай, Розочка, сделаем так. Я сейчас действительно уеду по указанному адресу. Но ведь это, если разобраться, не займет много времени — час-полтора от силы, думаю. А потом я вернусь. Если тебе кто-то нужен, чтобы развлекать тебя разговорами, то я с радостью готов стать этим кем-то. Давненько я не бывал кому-нибудь нужен. Подзабытое чувство.

— Возвращайся, — кивнула она. И расплылась в совершенно неожиданной улыбке: — Мне с тобой хорошо. Ты совсем не страшный. Даже когда пистолет под рукой держишь.

— И что — совсем не страшный? — удивился я.

— Совсем-совсем, — подтвердила она.

Странно. Мне всегда казалось, что мое лицо, если и не есть символ мужественности и решительности, то уж утонченным или забавным его никак не назовешь. Тем более после бессонной ночи и со щетиною на щеках и подбородке. Но у Розочки было свое мнение по этому поводу.

— Ты приезжай, — повторила она. И потерлась щекой о мою руку, все еще лежащую у нее на плече. — Ты мне действительно нужен.

— Я приеду, — пообещал я, направляясь к двери.

Выйдя в ночь, я в полном обалдении уставился на небо. Туман рассосался, и звезды уже вовсю плели свои узоры по черной ткани ночи, но дело было вовсе не в этом. Похоже, я нежданно-негаданно нашел замену Женечкам, Наденькам, Олечкам и Наталечкам. Нашел, совершенно к этому не стремясь — или, вернее, стремясь, но не к этому — и замена была, что надо. Повстречай я Розочку где-нибудь на людной улице, и я бы, скорее всего, долго смотрел ей вслед, прищелкивая языком в восхищении от ее королевских статей. Так что мне, можно сказать, повезло, что я зашел в ее дом именно этой ночью. И повезло, что именно этой ночью у нее было такое настроение. Хотя чего это я, собственно, расчувствовался? Мне еще надо поехать — и мне еще надо суметь вернуться. А за это время Розочка — женская душа непостоянна — может и передумать.

Совершенно деревянным шагом, — ведь я, собственно, был еще слишком слаб для безболезненного проведения времени таким образом: недосыпания, лежания на холодной земле и прочей чепухи подобного рода, — я прошел через двор, распахнул дверцу «Шевроле» и уселся за руль. Потом завел мотор и, идиот идиотом, уставился в ярко освещенные окна Розочкиного дома. Нет, вы только подумайте — я, Миша Мешковский, обалдуй, трепло, человек без царя в голове, влюбился. Такого со мной не случалось лет уже восемь — с тех пор, как в двадцатипятилетнем возрасте врезался в трамвай и полюбил вагоновожатую. Настолько, что пришлось жениться. Правда, меня хватило только на три месяца семейной жизни, после чего я непостижимым образом вычислил, что вагоновожатая моя супруга — стерва, и сбежал от нее. Через год мне поставили в паспорте штамп о разводе, и я зарекся влюбляться. Жил со многими, но чисто постельной жизнью. А вот эта ночь отбросила меня на десять лет назад, когда я еще не боялся предоставлять место в своем сердце какой-нибудь представительнице слабого пола. Справедливости ради стоит сказать, что Розочка особо и не спрашивала разрешения — она просто вошла в мою душу и осталась там. Вот уж воистину — жизнь порой такие виражи закладывает, что в глазах темнеет.

Взяв себя, наконец, в руки, я оторвал взгляд от ставших вдруг такими притягательными окон, и поехал в город. Проспект Космонавтов, семь. А охранник в здании молочного комбината сказал мне, что Камена живет где-то рядом с универмагом «Цветочный». Однако от «Цветочного» до седьмого дома были две троллейбусные остановки. Так что либо охранник наврал, либо у Камены и там проживала любовница. Что, в прочем, не исключено, если исходить из того, что наговорил о нем гуманоид. Ну, да Бог с ним, я все равно ехал к седьмому дому. Уж Розочка-то должна была назвать мне верный адрес. Не мог же он обмануть свою пассию. Разве что она по своей инициативе подсунула мне дезу, в чем я, впрочем, сильно сомневался.

Шесть часов. И, если уж быть точным, уже утро. Где я только не побывал за прошедшую ночь. Война — так война, я нанес противнику серьезный урон в живой силе и технике, подорвал его моральное и материальное состояние. Я вывел из игры гвардию Камены, но так и не сумел пока добраться до него самого, а ведь именно он был конечной целью задуманной мной кампании.

Но, катя по темным еще улицам, я, тем не менее, весело насвистывал. Потому что ехал именно за тем, чтобы поставить точку в деле отмщения Четырехглазого. Это выходило даже символично — то, что его тело задержали в морге на пять дней и что моя месть растянулась на такой же срок. Главное — все завершится в один день. Мне нравятся такие совпадения.

Улицы были пусты — даже по сравнению со вчерашним днем. Все-таки, выходные давали о себе знать именно таким вот безлюдьем по утрам, поскольку народ, утомленный трудовыми буднями, по воскресеньям без зазрения совести давил ухо, наверстывая упущенное. И правильно делал.