Волк-одиночка

Уж и не знаю, к чему это они про дорогу заладили. Я вообще не великий специалист по русским народным обрядам — как свадьбам, так и похоронам. Поэтому с облегчением вздохнул, когда из подъезда с сумками, набитыми едой, вышли Любава и Розочка, сопровождаемые двумя пацанятами. Потом оттуда высунулась толстая морда, очевидно, соседки, и пробасила:

— Мы пока стол накроем.

— Хорошо, — всхлипнула Любава, подошла к кабине и протянула сумки шоферу: — Положите пока. Здесь для кладбища — водка, закуска.

Шофер с деловым видом кивнул, взял пакеты и спрятался в кабину. Любава заозиралась. Потом снова всхлипнула:

— Пошли, что ли? Два часа.

Мы молча подняли гроб и понесли его к дороге. ГАЗ медленно ехал впереди. Выехав на трассу, он остановился, и мы, поставив гроб в кузов, возле памятника, помогли залезть Любаве и ребятишкам, затем отстали.

Квартала три машина ехала медленно, приноравливаясь к людскому шагу, но затем, когда впереди показалась армия пустых такси, увеличила скорость и начала отрываться.

— Черт! — выругался я. — Вы что, все на колесах?

— А как ты думал? — удивился Генаха.

— Предупреждать надо! Я свои у дома Четырехглазого оставил!

— Мы ж таксисты!

— Так вы, таксисты, водку жрали, как сапожники, я и подумал, что вы на автобусе каком, или еще чего! А ну, как милиция остановит?

— А милиция что — не люди, что ли? Видят же — похоронная процессия. Кто останавливать станет?

— Да ну тебя к лешему! — я махнул рукой на Кавалериста, схватил ладонь Розочки и потащил ее за собой. — Давай быстрее, а то уедут, и фиг мы их потом найдем — я же не знаю, на каком кладбище похороны будут!

Мы быстро выскочили из общей толпы и по тротуару понеслись в обратном направлении. Допускаю, что это было не очень этично, но в данном случае мне было плевать на этику — пропускать церемонию я не хотел.

Розочка, слава богу, была не на каблуках, поэтому продвигались мы довольно быстро. Я даже надеялся, что успеем вернуться, пока мои собратья по цеху занимают свои рабочие и полурабочие места.

Но во дворе нужного дома нас ждало жестокое разочарование — возле «Шевроле», похожие на духов зла, вырвавшихся в простор дневной яви из тьмы кошмарных сновидений, стояли трое в кожаных куртках. Стояли все, как один — разместив руки в карманах курток и уверенно расставив ноги на ширину плеч.

Я засунул руку под куртку, нащупывая рукоять «Беретты», которая торчала из-под ремня в районе печени, потом, отпустив Розочкину ладонь, пробормотал почти одними губами:

— Спрячься куда-нибудь. За дом, в подъезд. Быстро.

Но было уже поздно. Водительская дверь «Шевроле» открылась, и оттуда, улыбаясь во весь рот, выбрался Камена.

— Привет, что ли? — громко сказал он. — А я думал — мне тебя дольше ждать придется. Гораздо дольше. Пока вы там своего друга закопаете, пока его новый квадрат обмоете…

Между делом он не торопясь вынул из-за пазухи пистолет и теперь так же неспешно поднимал его. Трое кожаных тоже оказались при стволах, и когда они навели их на нас, я почувствовал, что это — конец.

— Беги! — заорал я дурным голосом и толкнул Розу в плечо. Дважды повторять не пришлось — очевидно, мой первый призыв спрятаться не прошел мимо ее ушей.

— Ты же меня не так понял, парень, — продолжал между тем Камена, медленно перемещая дуло пистолета. — Я просил тебя поговорить с твоими ребятами, а не с моими. Где Васек, где Леопардий? И зачем ты навел на меня мусоров?

Последнюю фразу я совершенно не понял, но решил, что за время моего ночного похода успел сделать нечто такое, из-за чего органы решили проявить к нему интерес. А может, у него крыша поехала, и он намекает на мой ночной визит к нему домой? Или жена повторила мой обман — уже для своей выгоды?

Но разбираться со всем этим не было времени — пистолет в руке Камены перестал двигаться, он нащупал цель. Только на мушке был не я, — меня он оставил кожаным, — а убегающая Роза, что мне совсем не понравилось.

— И шлюху мою успел к рукам прибрать, — с некоторой даже обидой проговорил Камена, и это были его последние слова. Я, насколько позволил мой измятый, растерзанный, утомленный и невыспавшийся организм, прыгнул в сторону, на лету успев аж шесть раз нажать на спуск. Сколько раз попал — бог весть, один-то раз — точно, поскольку Камена стрелять вдруг раздумал, зашатался, выронил пистолет и упал сам. Большего я и не хотел.

Приземление оказалось не столь успешным, как полет. Я врезался плечом в пробегавшее мимо дерево и упал в какой-то кустарник, чудом не порвав ноздри и не выколов глаза.

Громко матерясь от боли, я сразу вскочил во весь рост — инстинкт самосохранения позорно капитулировал перед реакцией на мгновенную боль. Однако расстреливать из трех стволов, как это диктовалось логикой событий, меня не стали. То ли кожаное трио испугалось стрельбы в центре города, то ли растерялось при виде моей прыти, то ли просто решило, что потеря начальства — достаточная причина для быстрого и безоговорочного свертывания ведущихся работ, только все три парня, по-прежнему сжимая в руках пистолеты, бросились врассыпную.