Волк-одиночка

Я поздравил себя. Можно было, ничего не опасаясь, сходить в туалет, в столовую, потрогать за ягодицу симпатичную медсестру, – если таковая здесь отыщется, – стрельнуть сигарету. А может, и бутылочку выпить в темном закутке. Если повезет, конечно.

Я совсем собрался было начать день с похода в туалет, но, как оказалось, от ночных переживаний здоровье стало совсем никуда, и прежде, чем сумел сесть на кровати и приготовиться к марш-броску, отрубился.

Совершенно для самого себя неожиданно, надо сказать. Впрочем, очнулся тоже неожиданно. Не так, как в прошлый раз, а резко – чик, и все. Открыл глаза и увидел, что на дворе уже совсем день, палата залита ярким светом, у противоположной стенки сосед по палате рубает то ли макароны, то ли какую другую лапшу. В общем, завтракает. Хотя нет, скорее, обедает.

Чтобы прояснить туманность этого интересного момента, я сказал голосом, которым приличнее было бы с унитаза кричать страждущим «Занято!»:

– А что у нас со временем?

– А что со временем? Хреновое оно, – прочавкавшись, объявил едок. Я удивился, а он добавил: – Эпоха перемен, что ты хочешь.

Философ, наверное. Но я решил, что фиг он угадал, я не отступлюсь. И не отступился:

– Я про часы и минуты говорю. Сколько их?

На этот раз пожиратель лапши конкретно оторвался от своего дела и уставился на меня так, словно я спросил, кто папа его младшего сына:

– А тебе зачем?

После этого вопроса глаза мои выкатились неприлично далеко из отведенных природой впадин – я пытался понять, для чего он это спросил.

– Ради интереса, – подсказал-таки я.

– Разве это интересно? – снова принялся философствовать сосед. – Вот откуда у меня третьего дня губная помада на плавках появилась – это интересно. Если бы узнать… Я через ту помаду в больницу попал, – и его лицо приняло страдальческое выражение.

– Как это? – заинтриговано спросил я.

– А как… Жена увидела. Взяла сковородку и треснула меня по башке. Может, еще куда-то треснула. Я уже не помню.

Подивившись выкрутасу жизни, в который угодил пожиратель макарон, я собрался добить-таки интересующий меня вопрос относительно времени, но не успел. В палату, блестя белыми и острыми, как у тигра-людоеда, зубами, ворвалась медсестра. Симпатичная и довольно молодая. Оказалось, что здесь такие все-таки водятся. Не одни перезрелые потаскушки и престарелые бабушки-ревматички, которых я видел ночью.

– Уже поел? Еще нет? – глухим и довольно загадочным голосом, от которого по идее, пачками должны стреляться мужики, спросила она у соседа. Но увидев, что я очнулся, полностью перенесла свое внимание на меня: – Пришел в себя? Обедать будешь?

Разговаривала сестра, как старая еврейка – одни вопросы. Но, не смотря на это, мучавшая меня проблема – сколько времени? – отпала сама собой, как грязь от лацкана поручика Ржевского. Время было не хреновое, как сказал философ-лапшеед, а обеденное.

– Обедать? – задумчиво переспросил я. – Наверное, да. Если вы меня с ложечки покормите. А то я после вчерашнего ложкой в рот не попаду.

– Перебрал? – хихикнула она.

– Можно и так сказать, – согласился я.

День, в общем, прошел неплохо. Я покушал, потом, держась обеими руками за стену, сходил-таки туалет, а выбравшись оттуда, стрельнул у какого-то хмыря с обкусанными ногтями сигарету и с наслаждением высмоктал ее.

Приезжали менты и немножко побеседовали со мной на тему аварии. Судя по разговорам, козлом отпущения они меня делать не собирались. И вообще, отнеслись по-человечески – после получаса пыток пожалели мою больную голову и свалили. Пообещав, правда, наведываться. Я сделал им ручкой и показал язык, но они этого, слава Богу, уже не видели.

Примерно часов в пять ко мне подошел сосед-философ и, мудро прищурившись, намекнул, что нехило было бы поддержать усилия медиков принятием внутрь горячительного. Я согласился, что таки да, это было бы действительно нехило, но сказал, что безденежье заело. Тогда мудрый пожиратель лапши многозначительно мотнул головой и, развернувшись, побрел к палате. Сообразив, что в данном случае отсутствие денег – не помеха, я пополз следом.

Бутылка вполне приличного бренди была заныкана философом в очень неожиданном месте – под подушкой. Наверное, чтобы навевала приятные сны.

Не знаю, как там на счет снов, но явь оказалась вполне занимательной. Закрывшись в прачечной, мы уговорили бутылочку, после чего сосед сбегал за следующей. Я в это время охранял место, так что остался в неведении, где он хранил вторую. Да это и не важно. Важно то, что до своих постелей мы добрались совершенно никакие. Говоря откровенно, я даже не помню, как это произошло.

Но то, что я добрался до кровати – факт. Потому что, когда проснулся, то лежал на матрасе, имея сверху одеяло, а под головой – подушку. Однако, не смотря на эти атрибуты безмятежного времяпровождения, пробуждение безмятежным не было.