Волк-одиночка

Я приметил ступеньки и спустился вниз, к воде. Грязные, вонючие струи – не реки даже, ручейка – несли на своей поверхности всякий хлам. Обрывки газет, в которые бомжи, киряющие где-то выше по течению, заворачивали закуску; щепки и палочки, которые в глазах десяти-одиннадцатилетних сограждан выглядели, натурально, корабликами; упаковки от презервативов и йогуртов, которыми лакомились на берегу молодые люди мажорного типа. Ручей был такой же мерзкий и вонючий, как осень. Никакой разницы.

Я примостился в укромном закуточке метрах в двадцати от лестницы, вынул из кармана сигареты, сунул одну из них в рот, поджег. И подумал, что в последнее время стал слишком много курить. С какого-то момента даже курево сам себе покупаю. А ведь раньше, бывало, стрельнешь одну сигарету раз в два-три дня для успокоения нервов, и порядок. Разве, скажем, лет пять назад я думал, что буду скуривать по десятку боеголовок ежедневно? Да скажи мне кто такое, я бы ему в лицо расхохотался, посчитав сказанное глупостью.

Но сейчас было другое дело. Я привык к новому положению. Выкуривал сигарет по десять, и даже не задумывался, почему. То ли оттого, что жизнь стала более нервная, то ли оттого, что старый стал. Да и не суть важно это. Все равно ведь курю, и вряд ли уже брошу. Даже желания не возникает. Действительно худо-бедно нервы успокаивает.

Я сидел, курил, и смотрел, как ветер срывает с кончика сигареты пепел и искры и уносит их куда-то вбок. Туда же густым шлейфом улетал и дым, вырывавшийся изо рта.

Как душа Четырехглазого, блин!

Небо затягивалось тучами, воздух набухал влагой, темнел. День готовился выдать серию водяных ударов по расклеившемуся городу и его раскисшим обитателям, одним из которых был я. Не везет, так не везет. Даже в мелочах. Вымокну, как последняя собака, а то и воспаление легких подхвачу. Впрочем, плевать.

Не знаю, сколько бы я так еще просидел – с раскисшими мыслями и сам растекшийся, подобно медузе. Но мне помешали пожирать планктон грустных полудумок-полудремок.

Из сгустившегося предгрозового сумрака передо мной нарисовались двое. Пьяные, как революционный броненосец «Потемкин». Пошатываясь, они с интересом рассматривали меня. Я с не меньшим интересом смотрел на них. Невооруженным взглядом было видно, что они хотят подраться. Что ж, может, это было то, что нужно и мне. Драка – не важно, хорошая или плохая. Главное – нанести удар. А может, десяток-другой ударов. Чтобы выплеснуть через них злость, душевную пакость – все то, что отравляло жизнь в данный момент. Пусть эти двое побудут козлами отпущения. Жалко, что ли? Тем более, что сами они, кажется, не против.

Возможно, парочка была слишком пьяна, чтобы замечать нюансы. А может, никаких нюансов и не было, а на глазах у меня висела все та же пелена задумчивости – несмотря на то, что в голове уже носились вполне конкретные мысли. Но эти двое ничего не замечали.

– Смотри, Саня, нарк! – сказал один.

– Укуренный, – согласился второй. – Или уколотый. Эй, паря, ты слышал про здоровый образ жизни? Тебя в школе этому учили?

– Да ни хрена его ничему не учили, – снова встрял первый.

– А зря. Теперь нам за них отдуваться, восполнять пробелы в образовании, – вздохнул Саня. – А ну, Паш, поставь его на ноги, я курс лекций читать буду.

Паша нагнулся, взял меня под запазухи и без особого напряжения поставил на ноги. Парни были крепкие, качки, а потому серьезного отпора не опасались, полностью полагаясь на свою силу. А у Сани на шее к тому же болталась золотая цепь – символ чего-то до невозможности крутого, помогавший шагать по жизни с высоко поднятой головой.

Придерживая меня за плечи, Паша выстроился рядом и, пошатываясь, стал ждать дальнейшего развития событий. А Саня, кашлем прочистив горло, начал внушать мне:

– Тебе в детстве говорили, что надо заботиться о своем здоровье? Даже курить вредно. И водку пить лошадиными дозами – вредно. Но наркотики – хуже всего. А ты сидишь сейчас на берегу, в прекрасном месте, и подаешь безобразный пример детям. Так нельзя.

Он развернулся и ударил меня по уху. Не очень больно, но очень сильно. Скорее, толкнул, чем ударил. Я качнулся было в сторону, но Паша меня удержал.

– Усвоил? – спросил он и упал на землю после того, как мои руки, взлетев воздух, с двух сторон ударили его по ушам. Попытка сплющить голову не удалась, но Паше все равно стало хреново от внезапного скачка давления в черепе.

При виде такого безобразия Саня рыкнул что-то невразумительное, но до крайности боевое, и пошел в лобовую атаку. Я удачно встретил его коротким прямым, попал в зубы, и атака захлебнулась. Саня явно не ожидал такой прыти от обкуренного нарка, поэтому в его глазах засветилась обида, такая же большая, как у малыша, когда у него отбирают любимую игрушку, которой он только-только собирался побаловаться. Не повезло, в общем. Пришел злой дядька и всю малину испортил. Фу, какой нехороший дядька!