– Да успокойтесь вы, в самом деле. Ну, кто он такой, чтобы из-за него слезы лить? Вот вы – молодая интересная девушка, в пеньюаре и со всеми причиндалами. Если вы захотите, первый встречный вашим станет. А он кто? Престарелый пердун, которому смерть в задницу дышит. Денег у него много? Так ведь это дело наживное. Я и сам временами немалые суммы на пьянки, девочек и рулетку тратил. Вот и все его достоинства. А вы посмотрите на дело с другой стороны – найдете себе молодого, который будет вас так любить, что замучаетесь бретельки на лифчик пришивать. В конце концов, в этой идиотской жизни кроме любви и ненависти ничего не имеет значения. Все великие дела совершаются только из-за этих двух чувств. Из-за денег – только мелочь, дешевка.
Она, как я вдруг заметил, прижалась щекой к моей руке и уже не плакала. Это опять стало полной неожиданностью для меня и я, прокашлявшись, уточнил:
– Эй, Розочка, все в порядке?
– Да, – она кивнула. Голос ее был грустным, но уже без истерических ноток. – Вы, наверное, правы. Он меня бросил – и это к лучшему. Я всегда знала, что Лева – нехороший человек…
– Еще какой! – согласно буркнул я.
– …и дела, которыми он занимается – нехорошие. Вот и вам он, наверное, пакость какую-то сделал, раз вы его убить хотите.
– С чего это ты взяла? – от удивления я, сам того не приметив, перешел на «ты». Впрочем, наверное, как раз вовремя.
– Пистолет перед вами не просто так лежал, – пояснила она.
– Не просто, – согласился я. – Но почему сразу убить? – раскрывать карты перед первой попавшейся, пусть даже смазливой мордашкой, я не собирался. Тем более, что женское племя – народ темпераментный, переменчивый, чего доброго, после моего отъезда возьмет и позвонит или Камене – чтобы он ждал меня. Или в милицию – чтобы та защитила любимого. А мне, признаться, очень не хотелось бы ни первого, ни второго. – Может, я просто поговорить хотел?
– А пистолет зачем?
– А пистолет – в любом разговоре дополнительный аргумент. Он, понимаешь, решил нас, таксеров, налогом в пользу себя, ненаглядного, обложить. Через это его решение одному моему хорошему другу уже расколотили на мелкие кусочки череп. Вот я и пришел сюда с пистолетом, чтобы показать, что мы, в случае чего, тоже огрызнуться можем.
– Это правда? – она с ужасом посмотрела на меня.
– Правда, – спокойно подтвердил я. – А что именно?
– Что вашего друга убили?
Не устаю поражаться женской логике. С каждым разом она приводит меня все в больший восторг. Скоро я при очередном таком припадке кипятком пописаю и ошпарюсь. Ну посудите сами – пять минут назад она с полнейшим безразличием обличала меня в желании убить Камену, а теперь ужасается, что посредством воли Камены убит Четыре Глаза. И в том, и в другом случае речь идет о человеческой жизни, но если Четыре Глаза уже мертв, причем изрядное время, то Камена еще жив и его убийство можно предотвратить. Однако Розочку, как истинную женщину, ужаснул свершившийся факт, а не то, что может случиться в будущем, пусть даже самом ближайшем. Тут нужно включать фантазию, становиться художником, а где вы видели женщину-художника?
– Это правда, что моего друга убили, – сказал я. А что еще мне оставалось делать?
– Какой кошмар! Неужели Лева этим занимается?
– Ни разу, – быстро возразил я. – С точки зрения мертвого закона Лева чист, как первая капля самогона. Он просто сидит в кабинете и отдает приказания.
– Но ведь это по его указке…
– Я же сказал – с точки зрения мертвого закона.
– Да-да, – она грустно кивнула. – Но его здесь нет. И что теперь вы собираетесь делать?
– Хочу спросить, где товарищ Камена обитает, когда он не на работе и даже не у вас?
– Дома, где же еще? – она удивилась. Вполне логично, кстати.
– Я дико извиняюсь, – мягко поправился я. – Адрес, если можно.
– Проспект Космонавтов, дом семь, квартира сто одиннадцать, – сказала она. И, невесело усмехнувшись, добавила. – Могу, если интересно, и номер телефона сказать. Мы ведь когда познакомились, я в него как дура влюблена была, до беспамятства. Все адреса, все телефоны на зубок выучила. – Моральный мазохизм, понимаешь. Теперь неделю с горькой улыбкой будет мучить себя воспоминаниями. Может, и дольше.
– Телефона не надо, – я покачал головой. – Но и думать об этом хуцпане тоже не надо. Это ни к чему хорошему не приведет. И ничего хорошего не получилось бы, продолжай вы встречаться. Ну, было. Но ведь прошло, да? Каждый человек имеет право на глупость. Не казнить же себя за это всю жизнь.
– А о чем мне еще думать? – возразила она. – Я сегодня до четырех часов заснуть не могла. Вот ты приехал – и мне легче стало. Потому что ты – рядом, ты – живой, ты – говоришь, и твои слова свободны от него, такого, какой он в моей памяти. Но ведь это не надолго. Ты получил, что хотел, сейчас встанешь и уедешь по указанному адресу. А я снова останусь одна, снова не смогу заснуть, буду лежать и таращиться в потолок. И какие у меня при этом думы должны быть, скажи, пожалуйста?